Читать книгу "Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук"

Муромский бросил телеграмму на стол в кучу подобных.

– Вон их сколько! От французов, англичан, американцев. От Комитета членов Учредительного собрания, Совета управляющих ведомствами и Сибоблдумы! И все дружно выражают протест. Словно кто-то дирижирует ими!

– Чувствуется эсеровский почерк. Так вот зачем Меркушев ехал в Омск. Свалить Гришина-Алмазова. Представляю, как Шаталов с Петушинским сейчас на вас набросятся! – посочувствовал я премьеру.

– И что же мне делать? Уступить им и уволить командующего армией в условиях революции и Гражданской войны?

Я посоветовал Петру Васильевичу не рубить с плеча, а пустить ситуацию на самотек и посмотреть, как будут развиваться события.

Почему, кто хочет добра, тот совершает зло? Нет, это вовсе не про большевиков. Это про нас, правых и левых поборников демократии, не сумевших договориться и проигравших войну. Большевики для меня были и останутся крайними циниками, свободными от веками накопленных ценностей человеческой культуры и морали. Темной и обманутой толпы это не касается. Речь идет о вождях, сознательно творящих зло.

«Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов, является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи».

Отдадим должное честности Николая Бухарина[141]. Сказано открыто и без утайки, правда, для своих. Для народа же лозунги были попроще, но понятней, типа «Грабь награбленное!».

Ленин временами был еще откровеннее: «Пусть 90 процентов русского народа погибнет, лишь бы 10 процентов дожили до мировой революции».

После убийства руководителя Петроградской ЧК юным студентом и покушения в Москве на жизнь вождя мирового пролетариата, устроенного одной социалисткой, большевики учинили на контролируемой ими территории настоящий террор. Тысячами расстреливали ни в чем не повинных людей из числа заложников, чтобы повсеместно посеять страх, чтобы каждый знал, что любое сопротивление, даже сама мысль о неповиновении, повлечет за собой тысячи невинных жертв. Офицеров как потенциальных врагов вообще истребляли поголовно. Топили в баржах, рубили шашками.

«Мы не ведем террора против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс», – признавались руководители ЧК.

Большевистские газеты гласили:

«У саботирующей, лгущей, предательски прикидывающейся сочувствующей внеклассной интеллигентской спекулянтщины и спекулянтской интеллигенции должна быть сорвана маска. Для нас нет и не может быть старых устоев морали и гуманности, выдуманных буржуазией…»

Когда во Владивостоке одна эмансипированная американская журналистка в шоферском кожаном шлеме спросила Муромского: «Почему русская интеллигенция борется против самой революционной партии в России – партии большевиков?» – сибирский премьер ответил, что мы защищаем цивилизацию от варваров. Журналистка разочаровано вздохнула, решив, что от нее отделались общими словами.

А что он мог бы ей еще сказать? Что даже русскую интеллигенцию, готовую на самопожертвование ради народного блага, не устраивает роль скота, отправляемого на бойню? Что она просто защищается, чтобы элементарно выжить? Но ведь не поняла бы представительница свободной прессы и все бы переврала в своей статье. Ведь настоящая интеллигенция должна возглавлять революцию!

Из большевистского «Приказа о заложниках»:

«Расхлябанности и миндальничанью должен быть немедленно положен конец. Все известные местным Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших попытках сопротивления или малейшего движения в белогвардейской среде должен приниматься безоговорочно массовый расстрел».

Так-то, мисс из Нью-Йорка!

И какая в этих условиях возможна была демократия? Когда одни собираются на съезды, совещания, выбирают делегатов и представителей, а другие в это время их беззастенчиво и хладнокровно убивают.

Поиски истинной демократии были обречены. Любые интриги и заговоры со стороны «настоящих левых» приводили лишь к обратным последствиям: свертыванию демократических свобод и расцвету реакции. Ну не умеют русские останавливаться на полпути, а договариваться меж собой, похоже, еще долго не научатся!

Так произошло и с отставкой военного министра. Эсеры скинули правого Гришина-Алмазова, а взамен получили еще более правого Иванова-Ринова, первый приказ которого был о восстановлении погон в Сибирской армии.

Гришин-Алмазов же уехал на юг, к Деникину. Служил военным губернатором Одессы. Выполняя поручение командующего Добровольческой армией[142], был командирован в Сибирь, чтобы согласовать со штабом Колчака план совместного ведения наступательной кампании 1919 года, но на Каспии был перехвачен краснофлотцами и застрелился, чтобы не попасть в плен к врагам.

Глава 2. Да здравствует король!

Для Сергея Коршунова День Победы по значимости был вторым праздником в году после Нового года. Наследие советской эпохи – Первомай, 7 ноября и даже 8 Марта – под тяжестью новых знаний не вызывали прежнего драйва, а современные праздники воспринимались им только как лишние выходные.

Но 9 Мая был особым днем. Какая бы ни была погода – хоть дождь, хоть снег, хоть жара, он всегда покупал две красные гвоздики и относил их к мемориалу павшим воинам. К этому приучила его мама в память о своем отце, геройски погибшем в Праге в мае 1945 года.

По телику умные дядьки спорили меж собой, как обустроить Россию.

– Да, поймите же вы наконец, – вещал бородатый священник, – русский народ – монархистский по самой своей сути. Лучшего строя для державы, чем конституционная монархия, не придумать. Искупить грех цареубийства и снять с себя проклятие мы сможем, лишь проведя собор и выбрав достойного царя. Только так можно покончить с новым Смутным временем!

Известный политолог в дорогом костюме слащаво улыбнулся, поправил на носу прямоугольные очки в тонкой стальной оправе и вымолвил:

– Отчасти я согласен с владыкой, навыков демократического общежития у большинства наших граждан еще не много, но реставрация монархии – это уж чересчур. И в демократических странах бывают исключения. Например, американский народ избирал своим президентом Рузвельта целых четыре раза. Вначале, чтобы он вывел страну из Великой депрессии, а потом выиграл Вторую мировую войну. Хотя это и выходило за рамки двух президентских сроков, установленных конституцией. У нас схожая ситуация…