Читать книгу "Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Корнелиус Райан"

Французский военнопленный Раймон Легатьер решил, что в неразберихе, царившей в военном штабе на Бендлер-штрассе, его отсутствия никто не заметит, и потихоньку взял выходной на вторую половину дня. В эти дни охранникам, похоже, было не до заключенных. Легатьеру удалось достать билет в кинотеатр около Потсдамер-плац, предназначенный для немецких солдат. Сейчас он расслабленно сидел в темноте, а на экране разворачивалось действие картины, созданной по заказу министерства пропаганды Геббельса. Это был цветной исторический фильм под названием «Кольберг», рассказывавший о героической обороне померанского города графом фон Гнейзенау во время наполеоновских войн. Легатьера заворожил не столько фильм, сколько поведение окружавших его солдат. Они были в полном плену иллюзий. Кричали «Ура!», аплодировали, окликали друг друга, словно перенеслись в сагу об одной из легендарных военных личностей Германии. Легатьеру пришло в голову, что очень скоро этим солдатам представится шанс самим стать героями.

* * *

Сигнал был дан без предупреждения. В своем кабинете в филармонии, комплексе зданий, где размещались концертные залы и репетиционные студии Берлинского филармонического оркестра, доктор Герхарт фон Вестерман, администратор оркестра, получил весточку от рейхсминистра Альберта Шпеера: сегодня вечером Филармонический сыграет свой последний концерт.

Фон Вестерман давно знал, что сигнал поступит неожиданно и всего за несколько часов до концерта. Согласно инструкциям Шпеера, все музыканты, покидавшие Берлин, должны сделать это сразу же после концерта. Их путешествие закончится в районе Кульмбах — Байройт приблизительно в 240 милях юго-западнее Берлина — как раз там, куда Шпеер уже отослал большую часть бесценных музыкальных инструментов оркестра.

Как сообщил рейхсминистр, американцы займут район Байройта буквально через несколько часов после прибытия туда оркестра.

Оставалось всего лишь одно осложнение. По первоначальному плану Шпеера удрать должен был весь Филармонический оркестр, но этот план сорвался. Первоначально, опасаясь, что о плане может разнюхать Геббельс, фон Вестерман сообщил о нем только самым доверенным оркестрантам. К его изумлению, подавляющее большинство — из-за семьи, сентиментальных или других уз, связывающих их с городом, уезжать отказались. Когда план поставили на голосование, его отклонили. Герхарда Ташнера, скрипача-виртуоза и первого скрипача оркестра, попросили проинформировать Шпеера. Рейхсминистр отнесся к этой новости философски, но предложение оставил в силе: его личный автомобиль с шофером будет ждать в финальную ночь тех, кто захочет уехать. Определенно покидали город Ташнер с женой и двумя детьми и дочь музыканта Георга Дибурца. Больше никто. Даже фон Вестерман, приняв во внимание результаты голосования, решил, что должен остаться.

Однако сомневающихся тоже должны были предупредить. Им оставляли возможность передумать и использовать последний шанс. Итак, когда до вечернего представления оставалось едва ли три часа, фон Вестерману пришлось пересмотреть программу.

Назначать репетицию было поздно, и музыкантов, не подозревающих о плане эвакуации, изменения безусловно удивят. Однако и для осведомленных, и для неосведомленных музыка, выбранная Шпеером как сигнал к последнему концерту, несомненно будет иметь трогательный и мрачный смысл. Партитура, которую фон Вестерман приказал поставить на пюпитры музыкантов, называлась «Die Götterdämmerung» — трагическая музыка Вагнера — «Гибель богов».

* * *

Всем берлинцам уже стало ясно, что «крепость Берлин» — просто миф; даже самые плохо информированные видели, как отвратительно подготовлен город к надвигающемуся штурму. Главные дороги и шоссе все еще были открыты. Слишком мало было видно пушек и бронетехники, а кроме пожилых фольксштурмовцев в форме или просто с повязками на рукавах курток, в городе практически не было войск.

Конечно, попадались контрольно-пропускные пункты и заграждения. В переулках, дворах, вокруг правительственных зданий и в парках были свалены большие кучи фортификационных материалов: мотки колючей проволоки, множество стальных противотанковых «ежей», старые грузовики и трамваи, набитые камнями. Ими должны были перегородить магистрали, когда начнется штурм города. Но остановят ли подобные баррикады русских? «Остановят. На целых два часа пятнадцать минут, — шутили берлинцы. — Два часа красные будут хохотать до упаду, а за пятнадцать минут разнесут баррикады». Линии обороны — траншеи, противотанковые рвы, баррикады и артиллерийские позиции — проходили лишь на окраинах, но даже они, как ясно видели берлинцы, были далеки от завершения.

Один человек, выехавший в тот день из города, назвал укрепления «крайне бесполезными и смехотворными!». Это был эксперт по фортификациям, генерал Макс Пемзель, выполнявший в день «Д» обязанности начальника штаба 7-й армии, защищавшей Нормандию. Поскольку его армия не смогла остановить вторжение, Пемзель вместе с другими офицерами армии с тех пор был у Гитлера в немилости. Его отправили командовать ничем не прославившейся дивизией, сражавшейся на севере.

2 апреля изумленный Пемзель получил приказ генерала Йодля вылететь в Берлин.

Плохая погода повсюду задерживала самолеты, и генерал прилетел в столицу лишь 12 апреля. Йодль упрекнул его за опоздание: «Знаете, Пемзель, вас собирались назначить командующим обороной Берлина, но вы прибыли слишком поздно». Впоследствии Пемзель скажет, что в тот момент «огромный камень упал с его сердца».

Сейчас, вместо командования Берлинским гарнизоном, Пемзель спешил на Итальянский фронт: Йодль назначил его начальником штаба к маршалу итальянской армии Родольфо Грациани. Все происходящее казалось Пемзелю ирреальным. Он сомневался в том, что армия Грациани до сих пор существует; тем не менее Йодль так тщательно инструктировал его, словно война шла блестяще и должна была продолжаться еще много лет. «Ваша работа, — предупреждал Йодль, — будет очень сложной, поскольку она требует не только военных знаний, но и дипломатического искусства». Хотя Йодль явно витал в облаках, Пемзель с радостью ехал в Италию. По дороге он проедет через Баварию и впервые за два года увидится с женой и родственниками, а когда он доберется до Италии, война уже закончится. Покидая Берлин, Пемзель чувствовал, что судьба и погода необычайно добры к нему.

Он прекрасно понимал: город защитить невозможно. Проезжая мимо противотанковых заграждений из стволов деревьев, стальных шипов и бетонных блоков в форме конусов, он лишь покачал головой. Чуть дальше пожилые фольксштурмовцы вяло копали траншеи. «Я благодарил Бога за то, что он пронес мимо меня чашу сию», — вспоминал впоследствии Пемзель.

В своем штабе на Гогенцоллерндам командующий обороной города генерал Рейман стоял перед огромной настенной картой Берлина, смотрел на линии, обозначающие оборонительные укрепления, и задавал себе вопрос: «Что же, бога ради, мне делать?»

В последние три дня Рейман почти не спал и едва держался на ногах. С самого утра он без конца разговаривал по телефону, присутствовал на совещаниях, инспектировал оборонительные сооружения и издавал приказы — большинство из них, как он втайне полагал, вряд ли успеют исполнить до того, как русские войдут в город.