Читать книгу "Спутники Волкодава. Путь Эвриха - Павел Молитвин"

— Любопытно было бы их послушать, — пробормотал он, глядя, как маг и лекарь усаживаются в запряженную вороными конями повозку, темно-синий тент которой был украшен золотыми звездами и двумя объемными, похожими на лебединые, крылами, трепетавшими на ветру так, будто готовы были вознести неуклюжую конструкцию в хмурое зимнее небо.

— Хотел бы я их послушать, — повторил Сюрг, безошибочным чутьем улавливая, что кажущееся единодушие столь непохожих людей должно иметь какую-то очень важную причину. О, не находись его собственные дела в столь плачевном состоянии, уж он бы не пожалел сил и разнюхал, что к чему! Но сейчас… Сейчас ему надобно думать о том, как самому выпутаться из беды. Его тысяча «бессмертных» покинула Матибу-Та-гал пять дней назад, и сам он давно уже должен был присоединиться к ним. И присоединился бы, если б не проклятый Батар…

— Тысячник Сюрг? Советник Имаэро велит тебе немедленно явиться в Белый зал! — Возникший перед Сюргом чиновник был слишком высокомерен, чтобы по одному его виду сообразительный тысячник не догадался о грозящем ему разносе. И хорошо, если только за задержку в Матибу-Тагале. Хотя, если бы косторез сообщил о нем Энеруги, во дворец бы его приглашал не «вечно бодрствующий», да и приглашение выглядело бы несколько иначе…

* * *

— Хурманчак вспомнил о тебе и приглашает во дворец? — спросила Ньяра, проводив посланца Хозяина Степи со двора.

— Завтра вечером я должен предстать перед Энеруги, — ответил Батар, нисколько не сомневаясь, что девушке и без того известно содержание его разговора с гонцом. — Пришла пора доставать из кубышки монеты. Боюсь, на этот раз живым мне из дворца не выбраться.

— Слава Богине, наконец-то ты решился! — Ньяра радостно всплеснула руками, — Мы отправимся в Умукату или прямо к саккаремской границе?

— Доставай золото и позови Хантая, Гакко и Ки-цуда. Вам самим надлежит решать, куда вы отправитесь, где пожелаете обосноваться.

Косторез подошел к деревянному шкафу и, сняв с полки инкрустированную перламутром шкатулку, высыпал ее содержимое на низкий столик. На темную, отшлифованную до зеркального блеска поверхность лег стянутый алым шелковым шнурком свиток и четыре невзрачных кожаных ярлыка, обеспечивающие их владельцам беспрепятственный проезд по Вечной Степи.

— О чем ты говоришь? Почему мы должны что-то решать? — Ньяра впилась глазами-в безучастное лицо костореза. — Мы принадлежим тебе и поедем, куда ты пожелаешь!

— Вы свободные люди и вольны ехать куда вам вздумается. И, думаю, вам лучше покинуть этот дом до того, как я уйду во дворец, — мягко сказал Батар. — Если кто-то надумает остаться в Матибу-Тагале, я не стану возражать. Этот свиток сделает его наследником дома и всего, что в нем находится. Однако, сдается мне, владеть всем этим добром после моей смерти будет небезопасно, и я…

— Да как ты можешь! — Девушка шагнула к Батару и прекрасное лицо ее исказилось от гнева. — Что ты несешь!

— Ого, как бывшая рабыня заговорила, свободу почуяв! — невесело усмехнулся косторез. — Из-за болезни Имаэро Хозяину Степи было не до меня, но теперь он, по-видимому, принял решение, и мне придется заплатить жизнью за дерзкие слова. Раньше за нашим домом просто приглядывали, а с нынешнего утра его стережет по меньшей мере дюжина «бдительных». Разве ты не заметила?

— Ерунда! Хантай только что пришел с базара, и никто его не остановил!

— Для чего кому бы то ни было останавливать Хантая? — удивился Батар непонятливости девушки. — Им ведено следить за мной, хотя не исключено, что, прикончив меня, Хурманчак пожелает избавиться и от вас. Потому-то я и хочу, чтобы вы как можно скорее покинули Матибу-Тагал.

— Стало быть, ты все же признался ей в любви?

Косторез опустил глаза, разглядывая свое отражение в черном зеркале столешницы, сделанной из потемневшего от времени драгоценного мономатанского маронга.

— Скудоумный похотливый козел! — взвизгнула девушка и ухватила Батара за отвороты халата. — Как же ты мог?! Если тебе мало было меня, почему ты не пошел к шлюхам? Почему не купил десяток, два десятка смазливых рабынь, коли на то пошло!

Она изо всех сил тряхнула костореза, потом, опомнившись, прижала его к своей пышной груди и горячо зашептала:

— Прости! Прости и не слушай свою глупую рабыню! Я знаю… Раз ты сказал ей… Раз ты… Значит, не мог иначе… Я все понимаю. — Ньяра всхлипнула и тут же залилась истерическим смехом. Оборвала себя и уже по-деловому продолжала: — Но это же очень хорошо! Она не хочет тебя. Ты не нужен ей. Мы убежим все вместе. Никакие «бдительные» не остановят нас! Ты слышишь меня? Я что-нибудь придумаю…

— Ньяра! — Косторез бережно взял девушку за локти и осторожно отстранил от себя. — Ты ничего не поняла. Дело не в «бдительных». Дело в том, что я не хочу никуда убегать и с радостью приму смерть.

— Чушь! Мужчина не может желать смерти только потому, что какая-то девка не пускает его в свою постель! Будь эта девка хоть Хозяином Степи, хоть саккаремская шаддаат, из-за нее нельзя прощаться с жизнью! Нельзя призывать смерть!

— Я и не призываю, — устало возразил Батар. — Я просто не хочу бежать от своей судьбы. Некогда я поклялся отомстить Хурманчаку за зверства, учиненные его воинами в Фухэе. Эта клятва помогала мне жить. Это было единственное, что у меня осталось…

— Ну так и убил бы эту гадину! Ты ведь взял у Сюрга отраву! Как ты мог признаться в любви этой кровожадной стерве?! — Ньяра брезгливо сморщила губы, но косторез уже отвернулся от нее и уставился в высокое, выходящее во внутренний дворик дома окно.

— Она не кровожадная. Она не может вести себя иначе, пока является Хозяином Степи. Любой другой был бы на ее месте еще хуже.

— Но почему ты не хочешь убить ее теперь, когда она отвергла тебя? Да половина знакомых мне мужчин только о мести и помышляла бы! — вновь взвилась Ньяра. — Убей ее, и ты исполнишь данную тобой клятву! Отомстишь за поруганную любовь и обретешь успокоение!

— Я… Мне очень жаль, но я не способен причинить вред Энеруги, даже будучи отвергнут ею. Давай не будем больше об этом говорить.

— Не понимаю. — Ньяра стиснула руки на груди, чувствуя, что сердце ее разрывается от боли и возмущения. — Ты прекрасный скульптор. Молод, богат и красив. Что мешает тебе забыть об этой мерзавке и начать новую жизнь в Саккареме, Халисуне, Мономатане или Аррантиаде? Там ты встретишь женщин куда более достойных любви, чем эта выряженная Хозяином Степи гадина!

Батар не ответил, и девушка, едва сдерживаясь, чтобы не броситься на него с кулаками, приблизилась к нему и заглянула в пустые, устремленные вдаль глаза.

— Помоги мне, Богиня, эта ведьма совсем свела его с ума! — прошептала Ньяра, уже несколько дней с тревогой наблюдавшая за тем, как работа валится у костореза из рук, а лицо застывает, делаясь похожим на маску. Тоскливое недоумение, безнадежное отчаяние равнодушие и покорность судьбе были настолько не свойственны Батару, что девушке казалось, наваждение вот-вот развеется, ан нет, не тут-то было! Крепко присушила, околдовала его эта дрянь. И о клятве своей и о страхе смерти заставила забыть, где уж ему о Ньяре помнить! Но она, она-то его по-прежнему любит и от гибели, от морока этого пакостного убережет!