Читать книгу "Потопленная «Чайка» - Ордэ Соломонович Дгебуадзе"

необычно, зловеще. Все четыре окна и дверь затянуты черными, как деготь, шторами. Черная электролампа вытянула шею и смотрит на стол, будто какая-то неведомая болотная птица ищет головастиков. Блик света от нее падает на синюю стену чуть выше пола. На стене, над письменным столом висит единственная в комнате картина. Висит так, что все входящие волей-неволей должны смотреть на нее. К стволу дерева с обрезанными ветками привязан полуголый мужчина. На синем небе, над деревом, как куски ваты, разбросаны белые облака. С галереи кокетливо смотрят красивые женщины. Кругом весело болтают воины. Никто не смотрит на привязанного, никому нет дела до мучений человека. По телу мученика стекает кровь. Лицо отрешенное и спокойное. За что его мучают?

Под картиной написано: «Антонелло да Мессина. Святой Себастьян».

Титико закрыл глаза. И без картины тошно! Глубоко вздохнул, постарался собраться с силами. Открыл глаза, огляделся. Вокруг все черно. Даже следователь в темных очках. Почему? Первый раз он был без очков. Нужно иметь сердце из кремня, чтобы в такой обстановке не почувствовать себя несчастным. Да, сердце из кремня. Но где его взять, такое сердце? Вот на Дата такая обстановка не подействовала бы. Но ты-то кто в конце концов, Титико? На что ты годишься?

Арачемия глядел на арестанта. Титико даже подумал, что тот понимает его душевное состояние и жалеет его. Но когда Арачемия заговорил, Титико понял, что тому и дела нет до его душевных и физических мучений.

— Ты, — начал следователь резким голосом, — на первом допросе рассказывал мне сказки, и я, если ты помнишь, ничего тебе на это не сказал. Я думал, пусть на первых порах врет, а потом, когда сказки придут к концу, другого выхода не будет, начнет говорить правду. — Следователь поднялся из кресла и присел на угол стола. — Если память мне не изменяет, когда ты уходил, я крикнул тебе вдогонку: чтоб, когда вызову во второй раз, никаких сказок не было. Помнишь?

— Помню, начальник, — Титико хотел посмотреть в лицо Арачемия, сказать что-нибудь, но не смог, будто что-то сковало его движения. Наконец с трудом поднял голову. В полутемной комнате странно сверкнули черные очки.

— Очень хорошо, если помнишь. Значит, так, — Арачемия прошелся по комнате, по-солдатски, резко повернулся у дверей и остановился.

Где-то раздался крик женщины, и снова воцарилась щемящая душу, страшная тишина. Крик повторился. Совсем близко, в комнате рядом застонал мужчина.

— Сынок, и ты здесь? Горе твоему отцу, — сказал кто-то хриплым голосом и сразу умолк, будто его придушили.

Титико вздрогнул. Никогда еще не чувствовал он себя таким беспомощным. Ему не раз приходилось терпеть нужду, не раз попадал он в лютый шторм и бурю, но никогда в душу его не проникало такое отчаяние и страх. Наверно, потому, что рядом с ним всегда находились друзья, разделявшие с ним беду, был Дата, а сейчас он один, и неоткуда ждать помощи.

— Так или иначе, мы должны договориться, — услышал Титико вдруг спокойный, мягкий голос, и это было так неожиданно, что в душе у него пробудилась какая-то надежда. — Договориться о том, что будем говорить, — продолжал Арачемия и, заложив за спину руки, прошелся по комнате взад-вперед, — только правду. — Он остановился перед заключенным, взглянул на него, увидел, что тот смотрит на него молящими глазами, и легкая улыбка промелькнула на его лице. — Ты хочешь уйти отсюда, а мне нужно установить истину. Если мы поможем друг другу, оба останемся довольны. Залогом тому мое честное слово.

Арачемия замолчал и долго смотрел на заключенного. Правда, Учана не мог понять, смотрит ли он на него или ушел в свои думы. Черные очки надежно скрывали выражение глаз.

— Кроме того, ты должен понимать, что следствию не интересен Титико. — Он усмехнулся. — Титико! Учана! Нас молокососы не интересуют, мы ищем китов, понимаешь?! Китов. Наверно, догадываешься, кого я имею в виду, а?

«Кто еще может быть китом, если не Дата. И Антон», — промелькнуло в голове Титико, и он покорно ответил:

— Догадываюсь.

Арачемия встал. Вынул из нагрудного кармана длинную английскую сигару и молча положил ее перед Титико. Потом вытащил вторую, аккуратно обрезал и закурил.

Титико с жадностью глянул на сигару, но прикоснуться к ней не посмел.

— Возьми, закури! — приказал Арачемия.

Заключенный жадно задымил. На его лице было написано такое блаженство, что Арачемия невольно усмехнулся. Отвернувшись, некоторое время смотрел в окно. За ним, на безлюдной темной улице, качались тени деревьев. Арачемия улыбался, и у него была для этого причина. Он хорошо понимал, что попал в цель. Подтверждением было и то, что заключенный с благодарностью принял предложенную им сигару и с удовольствием закурил. Следователь снял очки, положил их в карман, потер покрасневшие глаза. Еще раз прошелся по комнате, потом уселся на стул и прислонился к спинке сиденья. С довольной улыбкой на лице долго качался на стуле.

— Какими бы мы ни стали друзьями в будущем, все равно я не буду доволен тобой, Титико, — проговорил он и раскрыл коричневую папку.

— Почему, уважаемый?

— В тот день, на первом допросе, ты так много врал, что теперь мне даже не верится, что ты — Учана.

— Что вы? Учана я, кто же еще? — испуганно воскликнул Титико. Арачемия надел и снова снял очки, и Учана с удивлением увидел, что глаза его смотрят доброжелательно и даже ласково. «Так это очки, наверное, делают его таким страшным, а на самом деле он, видимо, неплохой человек», — с надеждой подумал бедный Титико, не зная, что это один из приемов коварного следователя.

Арачемия глядел на Титико, стараясь по выражению его лица понять, правильно ли он рассчитывает свои ходы.

— Ну, вот теперь верю, по-настоящему верю, что ты — Учана. Ты так искренне сказал это, да и по глазам вижу. Язык может сказать все, но глаза? Я им верю больше, чем языку. Постарайся и впредь вот так говорить правду. Если нет, и меня обидишь, и тебя уже ничто тогда не спасет, знай! — Он зажег спичку.

«Учана. Хм! Титико Учана. Что случится, если этот морячок испарится вдруг так же, как брызги, выброшенные морем? A-а? По-моему, ничего. По Черному морю по-прежнему будут плавать корабли. Солнце все так же будет всходить на востоке, птички щебетать, как прежде. И этот красивый городок встретит рассвет так же, как вчера и