Читать книгу "Алмазы Джека Потрошителя - Екатерина Лесина"

А и вправду: дать бы денег, у него есть двести рублей. Собирал на… на что-то там собирал. Милославе хватит на некоторое время. Там пусть возвращается.

– Да о себе подумай! – Друг почуял слабину. – Ну кем ты станешь? Пойдешь по распределению в колхоз какой-нибудь и будешь до самой смерти помощником председателя.

– А вариант?

В колхоз не хотелось. Нет, Герман осознавал все: про долг перед государством и обществом, про благородство всякого труда, но… в колхоз не хотелось.

– Ну ты тугой! На тебя Машка со второго давно неровно дышит. А у нее папаша знаешь кто? Сам! – Друг указал пальцем в потолок. – Хватай счастливый билетик. Будешь как сыр в масле… для своих-то везде дорога открыта.

– Вы так и поступили. Понимаю, – Далматов покачивает ногой, и трость, лежащая на колене, балансирует. – Вы не учли одного. Милослава вас действительно любила. Она ради вас совершила убийство. Случайно, но… Убийство меняет.

Взгляд его устремлен на Саломею, которая села в другом углу комнаты, у двери, словно собиралась сбежать. Зря, они подходят друг другу.

– Она принесла жертву своей любви. Вам. А вы отвернулись. Что она сказала?

– Ничего.

Выслушала сбивчивую речь, которую Гречков репетировал два дня, выдумывая аргументы и доводы. Теперь они выглядели жалко.

– Хорошо. Я уйду. Но я тебя никогда не оставлю.

Деньги все же взяла. И правильно, так Гречкову легче.

Он заплатил за свое предательство целых двести рублей…

– Она вернулась невестой вашего брата. – Не вопрос, утверждение. Трость съезжает, касаясь резным набалдашником пола. – Вам это не понравилось.

– Я пытался отговорить Кирилла. Безуспешно.

– А правду рассказать не пробовали?

– Нет.

Было стыдно. И страшно: вдруг ошибается? И эта женщина, в которой почти ничего не осталось от прежней Милославы, действительно любит брата?

Предавать ее дважды?

Встречи. Случайно пойманные взгляды, в которых ни следа прежней любви. Кивки: два человека, незнакомых друг с другом. Отстраненные рассуждения о счастье.

И бизнес, который важнее всего остального.

– Мила надеялась, что вы осознаете ошибку, – Саломея говорит тихо. – И поймете, что любили ее и только ее. Попросите вернуться.

– И рассорюсь с Кириллом?

– Ваша жертва высокому чувству. А вы не согласились на такую малость. Вы отдали ее брату, как отдают старые игрушки. Это оскорбительно. Но Милослава сдержала слово. Она не оставила вас.

Вечная близость. Кирилл, и прежде беззубый, становится все более и более беспомощным. Он ни на что не способен без своей драгоценной Милославы. А она – подтянута, строга.

Зубаста.

Она хорошо приспособилась к городу.

– Ты бы лучше Милочку к себе взял, – Кирилл ерзает на диване, то и дело вытирая ладони о винно-красную кожу. – Милочка лучше справится.

– Нет.

– Ну пожалуйста, – канючит Кирилл. – Я не возьмусь за это один.

Сдаться. Впустить Милославу не только в дом, но и в офис?

Тук-тук – каблуки по паркету. Скрип двери. И знакомый, с хрипотцой голос:

– Здравствуй, Герман.

– Герман Васильевич, – поправляет он. – При посторонних. – Секретарша исчезает за дверью, оставляя наедине. – Поговорим? – предлагает Герман, указывая на кресло.

Милослава садится на стул.

– Я не уверен, что ты справишься, но Кирилл просил дать тебе шанс.

– Я справлюсь.

Ожидание во взгляде. Надежда.

– Тогда удачи.

Уходит. Работает. И хорошо работает, подстегивая себя и других какой-то неестественной злостью. Движется по карьерной лестнице и движет Кирилла, толкает вперед. Герман следит.

Ждет.

Страшно ли ему? Скорее жутко. Упрямство этой женщины поражает. И что будет, если она доберется до вершины? Потеснит Германа, расчищая место собственному никчемному муженьку?

– И вы отказали ей от фирмы?

– Да.

– На каком основании?

– Попросил заняться Верой. Девочка растет без матери, доверить могу лишь близкому человеку и все такое… Она и согласилась. Быстро. Не ожидал, честно говоря.

– Вы дали ей надежду. Дочь доверили. Дом доверили. Еще немного, и вы наконец поймете, что нуждаетесь в ней.

– Чушь какая. Но с Верой они и вправду подружились.

Вера была слабым ребенком. Родившись недоношенной, она часто и подолгу болела. Поздно начала ходить, заговорила и вовсе в два года, когда Гречков уже надежду потерял.

Ей не нравилось в детском саду и дома тоже.

Ее пугали яркие и громкие игрушки, зато привлекали темные углы и тишина. Вера часами могла сидеть, играя с мамиными бусами, перебирая жемчужину за жемчужиной.

В первый класс ее зачислили по дедовым связям.

От второго просили отказаться.

– Девочка не потянет, – убеждали Гречкова. – Вам необходимо специальное обучение.

И Милослава занялась обучением. Книги. Фильмы. Игры. Методики, названия которых ничего Гречкову не говорили. Он слушал стишки. Хвалил за рисунки. Расписывался в дневнике, когда получалось.

Со школы больше не тревожили, и это – главное.

– А потом Вера научилась справляться сама, и вы избавились от Милославы.

– Я купил ей квартиру. В благодарность.

– Дали отставку. Снова использовали и выбросили.

– Я не думал, что она воспримет все так.

– Восприняла. – Далматов поднимает трость. – И убила Веру. Возможно, она не хотела убивать. Ослабить. Сделать больной, чтобы вам вновь потребовалась помощь. И Милослава помогла бы.

– Как?

Далматов выходит из комнаты и возвращается. В его руках белый бочонок с краником. Кажется, такой стоял в Вериной комнате. Ну да, прибор для очистки воды. Или серебрения? Какая-то ерундовина, в суть которой Герман не вникал. Но знал точно: воду проверяли.

– Вы не знали, что искать. Сам не сразу понял. – Далматов ставит бочонок на пол. – Выпадающие волосы. Целыми клочьями, верно? Жаловалась?

– Да.

– Списывали на ослабленный иммунитет? И все остальное тоже. Она ведь переболела почти всем, чем можно. И главное, чем дольше лечили, тем хуже. Яд накапливался.

Вода в бочонке прозрачна. И ничем не пахнет. Герман лизнул каплю – вкус обыкновенный, точнее, нету вкуса у этой воды.

– Видите ли, Герман Васильевич, в истории медицины есть много любопытного. Вот открыли люди радиацию и поверили, что излучение это – полезно. Появились радиоактивные пилюли, зубные пасты, пудры, шоколад… или устройства, которые «заряжают» воду. Внутренний слой здесь из радиевой руды. Фоновое излучение есть, но не настолько опасно. Радиация – интересный яд.