Читать книгу "Алмазы Джека Потрошителя - Екатерина Лесина"

Интересный? Этому интересно? Для него все случившееся – хитрая задачка. И мальчишка радуется, задачу решив.

– Играет роль не только доза, что логично, но и расстояние. Чем ближе, тем опасней. А что нам ближе собственной крови? Вода становилась частью ее. И радиация тоже. Каждый день, из года в год ваша дочь получала дозу этого яда. Ее тело разрушалось изнутри…

…и болезни, болезни, болезни. Постоянная слабость. Кровящие десны. Рвота. Понос.

– Я сегодня не хочу есть…

Тошнота.

– Иммунитет ослаблен.

Поездка на море, и Вере становится легче. Она улыбается. Живет. Снова рисует.

Запирается в комнатах:

– Папа, не мешай, я работаю.

И обморок. Так не пойдет. Надо следить за Верой, но некогда: работа отнимает много времени. Нанять кого-нибудь… медсестру.

– И вы привели Полину.

– Мне рекомендовали.

– А Полина оценила перспективу. Холостой. Занятой. И дочь умирает. Она сразу поняла, что Вере осталось не так долго. Догадалась? Возможно. Главное, что ей помогать не надо. Лишь подождать, приспособиться и изучить ваши привычки. Прикинуться неравнодушной. Это она привела Леру?

– Да, – ответила Лера.

Бедная девочка бледна. Ей тоже досталось. А все из-за собственного Германова равнодушия.

– И посоветовала нанять Андрюшку.

…ее надо вытащить из раковины, вывести в люди…

Знакомство. Парень выглядит серьезно. Герману он все равно не нравится. Подспудное отвращение к продающим себя. Но Верочка будет довольна.

Ей и вправду следовало бы замуж сходить.

И детки вдруг да будут.

Парень здоров – тут Герман настоял на полной проверке. Так почему бы и нет?

– Мне одно непонятно, – признался Далматов. – Как Милослава вернулась в дом?

– Вера позвала. На свадьбу. И потом предложила остаться.

– И вы согласились?

– Да. А потом Вера… Веры не… не стало.

Сердце вновь колотится, колет. И дышать тяжело. Лера оказывается рядом, берет за руку и просит:

– Не волнуйтесь, Герман Васильевич. Давайте врача позовем?

– Нет.

– Веры не стало. Милослава готова была помочь вам в этом горе, но вы выбрали Полину. Женились на молоденькой. А Милославу выгнали из дома, который она давным-давно считала своим. Вас следовало наказать. Оставить в одиночестве. Чтобы вы оглянулись и наконец поняли, кто вам нужен.

– Она заботилась бы о вас, – добавила Саломея. – В болезни. В смерти. Пожалуй, что и в вечности тоже.

Кабинет следователя. Окно. Пыльное и с решетками, но за ним видны деревья. Кто-то выбросил колготы, и они повисли на ветке. Колготы раскачивались и сплетали веревку.

Наверное, это выход.

И прав был бессердечный мальчишка – некуда бежать Милославе. Да и зачем? Сердце ее спрятано в доме, его не найти, не выбросить. И даже когда Милославы не станет, она все равно вернется.

– Скажите, как и зачем вы убили гражданку Рюмочкину?

Кто это?

Следователь подвигает фотографию глупой жадной женщины, игравшей с потусторонним миром.

Следователь молод. И вряд ли поймет. Мужчины слепы во всем, что касается любви. Женщину попросить? С ней было бы проще. Или нет? Дело в том, что Милославе не хочется говорить.

– Значит, не будете говорить? – Нахмуренные брови, выпяченные губы. Пушок на подбородке. – Вы осознаете свое положение?

Конец. Стенка, которой закончился коридор Милославиной жизни. А казалось – тоннель. Еще немного, и к свету выйдет.

– Я хотела понять… сумею ли я убить человека. – Слова даются с трудом. И Милослава замолкает.

Мадам Алоиза. Бритва, вытащенная из несессера. Мальчишка старомоден. Никто уже не пользуется несессерами и опасными бритвами, а ведь они удобны.

Темнота. Суета. Падающий стол. Рука в руке. Шаг за спину. Взмах… как на скрипке играть. Милослава представила, что в руке ее смычок, а горло – это скрипка.

И если получилось с бритвой, то выйдет и с пистолетом. Главное, представить, что спина – это мишень. Воображение у Милославы работало.

– Хорошо. А почему вы убили мужа? Вы ведь сколько лет прожили?

– Много.

Каждый день – как каторга. В тюрьме будет легче, там от Милославы не потребуют изображать любовь. А здесь – день ото дня… ноющий, беспомощный. Ненавидимый. Она надеялась полюбить, искала достоинства. Не вышло.

Не бывает любви насильно.

– Он играл. Проигрывал. Много. Мне надоело платить по его долгам.

И слушать, что все – в последний раз. Контролировать. Каждый шаг, каждый вдох… как утомительно быть тюремщиком в собственной камере. И ненависть подталкивает устроить бытовой ад не только для себя. Благие намерения… здоровый образ жизни. Решетка из запретов.

А они все думали, что Милослава заботится.

– Понятно. – Следователь откидывается на стуле, потягивается. – И все-таки, чего вы добивались?

Любви.

И чтобы Герман сдержал обещание.

План показался хорошим. Умрет Кирилл, посадят Полину. Уйдет в небытие глупая Лерочка, которая слишком близко держалась рядом с Германом. И с ней – Андрюшка.

Все уйдут, Герман.

А я останусь. Потому что так – правильно.

Далматов позвонил в дверь и сказал:

– Привет. У меня вино, цветы и серьги. Хочешь посмотреть?

Саломея открыла.

Синие ирисы и розовые тюльпаны на сочных стеблях. Цветы приходится держать обеими руками. И поставить их некуда. Саломее прежде не дарили цветов. Разве что папа на день рождения. Или на Восьмое марта, про которое бабушка говорила, что это – совершенно дурацкий повод для букетов.

– Не рада? – Илья поправил очки. – Извини, я подумал…

– Заходи. Рада. Не знаю.

Все закончилось там, в квартире, в чужом сером городе, который остался ждать зимы. В доме-маяке, слишком большом и унылом, чтобы там легко дышалось.

И где-то там, за горизонтом воспоминаний, остались люди.

Полину отпустили. Ее встречали Иван, Лера и адвокат Гречкова.

Милославу отдадут под суд. И второй адвокат будет представлять ее интересы. Герман Васильевич чувствует за собой вину. Слишком много он стал чувствовать на пороге инфаркта.

Опеку оформил над мальчишкой.

И Лере велел остаться рядом. О Лере ведь надо заботиться… о ком-нибудь. Саломея понимает его, ведь зимой одиночество чувствуется особенно остро.

– Тебе плохо, Лисенок? – Отобрав цветы, Далматов положил букет на башню из книг. – И руки холодные.