Читать книгу "Сто дней Наполеона - Эдит Саундерс"

Наполеон находился в Филиппвилле, а Груши получал известия о поражении, в то время как Веллингтон в Брюсселе был занят радостным отчетом о сражении, который он начал писать еще в Ватерлоо. За этим занятием его застал мистер Томас Криви, который и поздравил Веллингтона с победой. Криви пишет:

«Он привел множество наблюдений в своей краткой, естественной и прямолинейной манере, будучи все время совершенно серьезным, не выказывая ни малейших признаков какого-либо торжества или радости. «Это было чертовски серьезное дело, — сказал он. — Блюхер и я потеряли 30 000 человек. Это было чертовски хорошо — острейшее соперничество равных». Затем, расхаживая взад-вперед, он воздал хвалу тем гвардейцам, что защищали ферму (Угумон) от многократных атак французов; затем он похвалил все наши войска, постоянно произнося слова восхищения мужеством солдат. Он так часто повторял, что это было так хорошо — такое соперничество, что я спросил его, действительно ли французы на этот раз дрались лучше, чем когда-либо. «Нет, — сказал он, — они всегда так дрались с тех пор, как я впервые увидел их в Вимейре». Затем он сказал: «Ей-богу, не думаю, что это было бы сделано, если бы меня там не было».

Брюссель три дня пребывал в ажиотаже, все, кроме партизан Наполеона, ликовали. Но даже тогда важность победы еще не была осознана полностью. Хотя в течение ночи 18-го числа стало известно, что французы разбиты, еще несколько часов ходили слухи, что после отступления они обошли армию Веллингтона и захватят Брюссель на следующее утро. Фанни Бёрни 18-го числа попыталась уехать с друзьями в Антверпен, но достать транспорт было невозможно. Ее друзья отправились в путь 19-го на заре, несмотря на новости о победе, так как не могли даже предполагать, что война практически закончена. Фанни Бёрни осталась в Брюсселе. Но вплоть до 20-го числа, отмечает она, еще не было полной и радостной уверенности в «несравненном триумфе несравненного Веллингтона». Далее она пишет:

«Я встретила возле посольства старого английского офицера, он сообщил мне необычайно интересные и любопытные сведения, уверяя меня, что в экипаже Бонапарта, который был захвачен, нашли уже отпечатанные и даже датированные Лакенским дворцом прокламации, объявляющие о поражении союзников и триумфе Бонапарта! Но никакая радость не могла избавить меня от смертельного отчаяния и дрожи, когда я слушала его описание поля битвы. Сколько погибших! Груды, массы, горы погибших покрывали равнины!»

Оставив маршала Сульта в Филиппвилле для того, чтобы собрать вместе и заново сплотить как можно большую часть армии, Наполеон в своем экипаже продолжил путь в Париж. Он ехал один. За ним следовали две кареты, в которых находились герцог Бассано, Бертран, Друо, Гурго, Флао и Лабедойер. Они избрали извилистый маршрут. Поздно ночью (в понедельник, 19-го числа) они достигли Мезира и с трудом смогли поменять лошадей, прежде во множестве реквизированных в пользу армии. Пока они дожидались, губернатор города, командующий крепостью и группа офицеров штаба почтительно стояли у экипажей. Говорили мало и тихо, подавленные несчастьем люди вели себя, точно на похоронах. В полночь им предоставили лошадей, и экипажи уехали. Следующая остановка была в Мобер-Фонтене по пути в Лаон. Здесь, очень рано утром во вторник, Наполеон и его спутники позавтракали в Hotel du Grand Turc, причем известно, что Наполеон съел пару яиц. Они сняли там номера и проспали несколько часов. Затем путь был продолжен, и вся группа достигла Лаона между шестью и семью часами вечера. Здесь они остановились на окраине, в Hotel de la Poste, и, пока несколько помощников отправились уведомить власти города о его прибытии, Наполеон мерял шагами двор, уставившись в землю. В таком виде его наблюдала толпа местных жителей, которые не осмеливались даже подать голос, чтобы его поприветствовать.

Вскоре прибыла почетная стража, за ней следовали командующий, префект департамента вместе с муниципальными советниками и различные генералы. Наполеон поздоровался и посовещался с ними. Однако в Лаоне он остановился лишь на несколько часов. Дав указания относительно принятия в этом районе военных мер, он принялся за официальный бюллетень для Moniteur, посредством которого народу должно было стать известно о поражении при Ватерлоо. Диктовать его он начал еще в Филиппвилле и здесь закончил. Это была жалкая работа, содержавшая по большей части самооправдания и ни слова правды. Лучше бы он просто изложил факты, как бы ужасны они ни были, поскольку это уже не могло ухудшить положение, а честное и открытое признание своего поражения вызвало бы к нему некоторое уважение. Вместо этого, представляя все так, словно это была не его вина, он измыслил любопытную историю о битве, которая была практически выиграна, если бы не глупость солдат, которые впали в панику, когда для этого не было ни малейших оснований.

Около десяти или одиннадцати вечера он и его спутники вновь сели в экипажи и продолжили путь. Проведя ночь в дороге, они прибыли в Париж в 8 утра в среду, 21 июня. Наполеон отсутствовал всего девять дней.

К тому времени Груши со своей армией уже находились в безопасности на другом берегу реки возле Намюра и намеревались в течение дня пересечь границу и собраться возле Живе. Далее к западу Блюхер и Веллингтон уже вторглись во Францию.

Наполеон поехал прямиком в Елисейский дворец. Его письма к Жозефу, посланные из Филиппвилля, прибыли накануне днем, однако что касается общественного мнения, то Наполеон оказался гораздо проворнее, нежели плохие новости. Воскресным утром, когда солдаты на поле Ватерлоо ожидали начала сражения, парижане были разбужены салютом из пушек у Дома Инвалидов в честь победы при Линьи, а вчерашние газеты еще были переполнены яркими описаниями успеха французского оружия. Помимо министров, мало кому было известно о катастрофе, да и те не были полностью информированы. Жозеф зачитал им вслух письмо, посланное с этой целью Наполеоном, и более они ничего не знали.

Коленкур, министр иностранных дел, встретил Наполеона в Елисейском дворце, верный и преданный ему, как всегда, но необыкновенно встревоженный. Встреча с министрами была назначена на утро.

Бледный и измученный, Наполеон говорил, едва дыша. «Армия творила чудеса, — сказал он. — Затем их охватила паника. И все пропало. Ней вел себя как сумасшедший — заставил меня перерезать всю кавалерию — я больше не могу — я должен отдохнуть хоть два часа, прежде чем заняться делами». Он остановился, чтобы приказать приготовить ванну, а затем продолжил объяснения. Судьба трижды отнимала у него победу. Но еще не все потеряно. Он рассчитывает, что обе палаты сплотятся вокруг него и предоставят возможность спасти страну; когда договоренность об этом будет достигнута, он вернется в Лаон.

Коленкур не скрывал от него тот факт, что депутаты были настроены враждебно; он выражал опасение, что император не найдет в их лице той поддержки, на которую надеется, и очень сожалел, что он не остался в окружении своей армии, которая составляет его силу и защиту.

«У меня больше нет армии, — сказал Наполеон. — У меня есть лишь дезертиры. Но я найду и солдат, и пушки. Все можно исправить. Депутаты поддержат меня, думаю, вы их недооцениваете. Большинство из них — добрые французы. Лишь Лафайет и несколько других против меня. Я стою на их пути; они хотят действовать по своему усмотрению, а мое присутствие будет держать их под контролем».