Читать книгу "Каждому своё 4 - Сергей Тармашев"

Буран закончился через сорок минут, резко сменившись полным штилем, и колонна торопливо вернулась на маршрут. Вновь заработал недопилот, машины рванулись куда-то сквозь полнейшее отсутствие видимости, и Антон поспешил закрыть глаза. Хорошо еще, что буран не перерос в ураган, за последние две недели такое случалось трижды, и всякий раз экспедиция не успевала добраться до Росрезерва за один цикл антирада. Оставалось только радоваться, что все это время Антон не участвовал в этих суицидальных вояжах. Нудная головная боль немного утихла, и он попытался заснуть. Едва это ему удалось, в эфире зарычал Порфирьев, требуя начать выгрузку, и оказалось, что колонна достигла цели. Овечкин вновь сверился с хронометром. До интоксикации оставалось восемнадцать минут, значит, в кои-то веки успели заблаговременно.

– Хам! – рык Порфирьева продолжал шуметь сквозь треск помех. – Разворачивай первую базу! Я – вторую! Тех, Саныч, заводите технику как можно глубже, ветер усиливается! Овен, Пиджак! Проверить системы обогрева! Технику не глушить! Всем к машине!

Внезапная догадка заставила Овечкина похолодеть, и он бросился к выходу из вездехода, с трудом дожидаясь своей очереди. Так и есть! Базы, которая была развернута здесь на постоянной основе, больше нет! Ее забрала с собой последняя экспедиция, которая срезала въездные ворота! Теперь бураны и ураганы свободно попадают внутрь! Значит, базу еще предстоит развернуть, а до стандартного времени интоксикации остается восемнадцать минут!

Эти восемнадцать минут стоили ему огромных нервов. Умереть во время своей последней экспедиции, когда жизнь и перспективы только-только начали налаживаться, Антон не желал от слова «никак». Он лихорадочно ползал по технике, недавно обшитой самодельными электрическими тепловыми шинами, и проверял их целостность, каждые пять секунд бросая взгляды на военных, торопливо разворачивающих спецпалатки. Варяг завел колонну как можно глубже внутрь, и базы разворачивали не во входном ангаре, как обычно, а в ближайшем опустошенном хранилище, чтобы укрыться от прямого удара ветра. Поэтому Антон видел происходящее лишь частично, и это еще больше усиливало охватившую его панику. Если военные не успеют, придется идти на передозировку, пережидать которую он будет вынужден без всякой медицинской помощи посреди заблеванной спецпалатки. Еще одного такого удара его многострадальный организм может не выдержать!

Военные закончили разворачивать базы чуть ли не синхронно, спустя две минуты после окончания стандартного цикла антирада. Пока устанавливали фильтровентиляционную установку и запускали отопительную сеть, интоксикация скрутила нескольких разнорабочих. Они бились в судорогах, исторгая из себя рвоту при температуре в минус шестьдесят, и прежде чем отопительная сеть прогрела базы, все, кто открыл гермошлемы, получили обморожение лица той или иной степени. Остальным повезло больше, их скорчило уже при температуре градусов в двадцать ниже ноля.

С тех пор как ледяной холод на поверхности вплотную приблизился к отметке в минус шестьдесят, все, что участвовало в экспедиции, было оборудовано кустарными шинами отопления. Индивидуальный обогрев скафандров усилили, по периметру баз расставлялись электрорадиаторы, от которых по потолку через каждый метр были запущены нагревательные элементы. Как поведут себя металлы и пластики на морозе за минус шестьдесят, когда ударит ураган, можно было лишь рассчитывать, и ни о чем хорошем эти расчеты не сообщали. Чтобы ничего не полопалось, как трухлявая деревяшка, технику утеплили дважды: провели одну отопительную сеть изнутри, вторую пустили снаружи и обшили сверху, чем придется, чтобы получить воздушную прослойку между горячей поверхностью и холодной. В итоге каким-то образом мегамозгам удалось добиться того, что поверхность техники не охлаждалась ниже минус тридцати, и Антон старался не думать о том, что может произойти, если хоть один элемент отопительной сети выйдет из строя в разгар урагана.

За полминуты до интоксикации он забился поближе к одному из таких радиаторов и вновь страдал от жестоких мучений, которые надеялся никогда больше не испытывать. Боли были настолько жуткие, что не помогла даже капельница от недо-врача, поставленная ему Порфирьевым. Остальные заявили, что препарат им помог, но Антон не питал иллюзий: качество самодельного препарата было столь же невысоким, как квалификация его создателя, поэтому организм Овечкина выработал привыкание и больше не чувствует облегчения. Остальным это еще предстоит. Но это их проблемы. Для него главное пережить эту экспедицию.

Сутки прошли очень нервно. На поверхности почти двенадцать часов бушевал мощный ураган, завывания которого звенели в ушах даже через освинцованный резинополимер базы, развернутой в углу опустошенного хранилища. В каждом особенно сильном вое Овечкину чудился лязг подвижных частей приближающихся роботов-убийц, и от того факта, что роботов никто не видел со дня аварии с вездеходом, легче не становилось. Потом начался следующий цикл антирада, вместе с которым начался тот еще ад.

Снимать реактор с гусеничной платформы в мутном ночном пылевом мраке, освещенным ходовыми прожекторами грузовиков, на морозе в минус шестьдесят при постоянной пурге, было сущим кошмаром. Порфирьев оставил получивших серьезное обморожение лица людей в палатках, они все равно были никакие, и народа не хватало. Металл под резаками плавился плохо, шины отопления перемерзали, домкраты скользили по скрытому под грязным снегом ледяному крошеву. Демонтаж реактора быстро свелся к примитивному срезанию узлов крепления, но даже так работы шли медленно и предельно тяжело. Полностью освободить реактор от креплений удалось только через три часа, и еще столько же ушло на то, чтобы завести домкраты в нужные места и надежно зафиксировать между собой.

Отделить реактор от платформы удалось только с пятого раза, при этом один из четырех домкратов, оказавшийся с подветренной стороны, не выдержал нагрузки вкупе с сильным переохлаждением и лопнул. Вместо него в край реактора вцепилось десяток солдат в экзокорсетах, и Антон сильно сомневался в том, что эта замена будет равноценной. Но Шарафутдинов заявил, что это все равно лучше, чем ничего, и принялся рулить процессом снятия. Реактор приподняли на домкратах и усилителях конечностей, и все это нелепое и крайне рискованное предприятие начало медленно сдвигаться назад, вынося реактор за пределы гусеничной платформы. Антон едва не поседел, пока это происходило. Именно он отвечал за движение домкратов, и ему приходилось метаться между ними, отслеживая каждый сантиметр работы техники. Если смещающиеся домкраты потеряют синхронность, то двадцатитонная махина рухнет, и это будет настоящей катастрофой. Потому что поднять ее нечем, и военная хунта наверняка убьет Антона за это.

Реактор удалось отвести от гусеничной платформы метров на десять, и Порфирьев полез за руль грузовика, с которого мегамозги сняли кузов и приспособили платформу под передвижную АЭС. Без одного домкрата тащить реактор с каждым метром становилось все опаснее, риск опрокидывания возрастал, и Варяг приказал остановить движение. Он подогнал грузовик задом к домкратам и попытался заехать под поднятый над землей реактор. От поднятой воздушной подушкой пыли видимость мгновенно исчезла, Порфирьев продолжил движение по памяти, и Овечкин понял, что фиаско не избежать. Он закрыл глаза в ожидании лязга падающего реактора и с ужасом услышал его.