Читать книгу "Кокаиновые ночи - Джеймс Грэм Баллард"

– Она проспит несколько часов. Давайте выйдем на террасу. Вам, наверное, стоит немного отдохнуть.

Я ожидал, что сейчас он уйдет переодеться, но он как будто не чувствовал, что на нем мокрая одежда, и не замечал следов, которые оставляли на плитках пола его влажные ботинки. Он привел меня к столику под тентом и креслам возле бассейна. Садясь на предложенное место, я обратил внимание на то, что окна верхнего этажа моей виллы совсем близко от его бунгало. Он наверняка слышал все, что происходило на наших шумных вечеринках.

– У вас очень тихо, – сказал я ему, показав на спокойную поверхность воды в бассейне, на которой виднелось одно крошечное насекомое, словно прилипшее к водной глади и тщетно пытавшееся взлететь.– Ваши постояльцы уехали?

– Француженка с дочерью? Они улетели обратно в Париж. В определенном смысле здешняя обстановка не подходила для девочки.– Сэнджер провел рукой по лбу, словно пытаясь сосредоточиться.– Спасибо за то, что подвезли нас. Один я бы ее не донес.

– Мне жаль, что она… так ослабела.

Я тщетно подбирал слово, которое могло бы лучше охарактеризовать кошмарное падение этой девушки в течение последних недель. Сочувствуя Сэнджеру, я добавил:

– Ей не следовало от вас уходить. Она ведь была здесь по-своему счастлива.

– Лори никогда не хотела быть счастливой.

Сэнджер провел рукой по влажным волосам и изумленно посмотрел на сгустки крови, оставшиеся на пальцах. Но он даже не пытался пригладить свою растрепанную шевелюру, о которой совсем недавно так заботился.

– Она принадлежит к числу таких людей, – продолжил он, – которые гонят от себя любую мысль о счастье. В ее представлении нет ничего более скучного или более буржуазного, чем счастье. Я немного помог ей, как помогал Биби Янсен. Ничего не делать – это тоже определенный род лечения.

– А откуда у нее носовое кровотечение? – Мне вдруг пришла в голову мысль, что она может истечь кровью и умереть, не проснувшись, под действием сильного снотворного, которое дал ей психиатр.– Вы уверены, что оно прекратилось?

– Я прижег ей носовую перегородку. Похоже, это Кроуфорд ее ударил. Прием очищения сознания, эдакий дзен-буддистский ритуал, как он говорит.

– Доктор Сэнджер… – Мне хотелось успокоить этого расстроенного человека, которому недоставало сил оторвать взгляд от двери в спальню.– В это трудно поверить, но Бобби Кроуфорд любил Лори.

– Конечно, любил. Любил, как может любить человек с больной психикой. Он хотел, чтобы она обрела свое истинное «я», как он это называет, да и все остальные обитатели Костасоль тоже. Жаль, что он меня терпеть не может.

– Вы один из немногих людей, кто вызывает у него личную неприязнь. Вы же психиатр…

– И не первый, с кем ему приходилось встречаться.– Сэнджер наконец заметил лужицы воды вокруг своих ботинок.– Я должен переодеться. Подождите здесь, я принесу что-нибудь выпить. Важно, чтобы вы, как друг Кроуфорда, услышали о решении, которое я принял.

Он вернулся спустя десять минут в сандалиях и длинном махровом халате. Он смыл кровь с рук и волос, но ухоженность и артистичная манера поведения теперь явно остались в прошлом.

– Еще раз спасибо за помощь, – сказал он, ставя на стол поднос с бренди и содовой.– Рад сообщить, что Лори спит. Я беспокоился за нее все эти месяцы. Не знаю, что и сказать ее отцу, хотя этот несчастный вряд ли сознавал, что у него есть основания для беспокойства.

– У меня складывалось точно такое же впечатление, – уверил я его.– Это было не очень-то приятное зрелище.

– Несомненно, – согласился Сэнджер.– Мистер Прентис, я провожу отчетливую грань между вами и Бобби Кроуфордом, а также с миссис Шенд и Хеннесси. Мое положение здесь двусмысленно. Формально я больше не практикую, но фактически все еще лечу, и Лори Фокс – одна из моих пациенток. До сих пор я как-то мирился с тем, что Кроуфорд мне досаждал, но теперь пришло время называть вещи своими именами. Кроуфорда необходимо остановить, и я знаю, что вы согласны со мной.

– Я в этом не уверен.– Я задумчиво играл стаканчиком из-под бренди, замечая, что Сэнджер вглядывается в открытые окна моей виллы.– Некоторые из его методов слишком… агрессивны, но в целом он – благая сила.

– Благая? – Сэнджер отнял у меня стаканчик.– Он совершенно открыто использовал насилие против Полы Гамильтон и Лори, да и любого другого, кто оказывался у него на пути. Костасоль наводнен дешевыми наркотиками, а он еще чуть не силой всем их навязывает.

– Доктор Сэнджер… Для поколения Кроуфорда кокаин и амфетамины – не более чем средство поднять настроение, вроде бренди или шотландского виски. Ему отвратительны как раз те наркотики, которые выписываете вы, особенно транквилизаторы. Возможно, ему долго давали успокоительные еще в детстве, или его ими пичкали армейские психиатры, которые заставили его подать в отставку. Он как-то говорил мне, что они пытались украсть его душу. Он не развращенный, не порочный человек. Во многом он просто идеалист. Взгляните, чего ему удалось достичь в Костасоль. Он сделал столько добра.

– Тем ужаснее.– Сэнджер отвел взгляд от моей виллы, удостоверившись, что за нами никто не наблюдает.– Этот человек опасен для каждого, с кем встречается. Он переезжает с места на место вдоль побережья с теннисной ракеткой и проповедью надежды, но его взгляды смертоноснее змеиного яда. Вся эта непрекращающаяся активность, эти фестивали искусств и городские советы – некая форма болезни Паркинсона, только заболевает ею не отдельный человек, а целое общество. За так называемое возрождение, о котором трубит любой и каждый, заплачено дорогой ценой. Кроуфорд действует на Костасоль как сильные препараты, которыми лечат коматозных пациентов. Каталептические больные просыпаются и пускаются в пляс. Они смеются, плачут, разговаривают и, кажется, действительно выздоравливают. Но дозу необходимо увеличивать и увеличивать, вплоть до смертельной. Мы с вами знаем, какое лекарство прописывает Кроуфорд. Это экономика, в основе которой – торговля наркотиками, воровство, порнография и секс-услуги, – и всем, сверху донизу, управляет преступность.

– Но никто не воспринимает это как преступление. Ни жертвы, ни люди, которые эти преступления совершают. Существуют разные модели общественных соглашений, так же как есть они в боксе или на корриде. Да, здесь есть воровство и проституция, но все воспринимают их как своего рода «добрые дела». Никто в Костасоль ни разу не обратился в полицию.

– Это самый вопиющий факт.– Сэнджер резко отбросил прядь волос, упавшую ему на глаза.– Наихудший вариант общества, основанного на преступности, – такой, где все преступники, но ни один не отдает себе в этом отчета. Мистер Прентис, этому надо положить конец.

– Вы пойдете в полицию? – Я с удивлением отметил, что Сэнджер воинственно выпятил челюсть.– Если вы приведете сюда испанские власти, то разрушите все достойное, что здесь есть. Кроме того, у нас есть свои добровольные полицейские силы.