Читать книгу "История рыцарства. Самые знаменитые битвы - Екатерина Монусова"

Возражения воинственного Мусы на сей раз остались без внимания – и вскоре почтенный визирь был отправлен в лагерь Фернандо для переговоров. Узнав о решении эмира капитулировать, кастильцы возликовали. Гром салютов не стихал всю ночь. А испанцы, поверьте мне, знают толк в салютах. Достаточно оказаться на побережье в ночь святого Хуана, что знаменует начало лета, и вы убедитесь в этом сами – если, конечно, отважитесь пройтись по улице, бурлящей разноцветными вспышками и громом разрывов, словно жерло проснувшегося вулкана. Нечто подобное творилось в Санта-Фе и тогда. А наутро было объявлено перемирие сроком на шестьдесят дней – в залог своих честных намерений Боабдил даже отправил к христианам своего сына. Уполномоченные вести переговоры встречались тайно, оповещая друг друга сигнальными выстрелами. Наконец, 25 ноября, была подписана капитуляция Гранады.

На совете Боабдил изложил ее основные положения. Город должен быть сдан победителям в течение двух месяцев. Всех христианские пленники освобождаются без выкупа. Присутствующие на заседании дружно приносят присягу кастильской короне. В городе объявляется свобода вероисповедания, но избранный кади обязан будет отчитываться перед христианским губернатором. Тот, кто решит уехать в Африку, может свободно сделать это из любого порта. Разумеется, о том, что сам султан в день сдачи получит тридцать тысяч мараведисов золотом, он предусмотрительно умолчал… Впрочем, эта незначительная уступка не могла скрасить горя Боабдила – ведь ему навсегда предстояло покинуть Альгамбру, колыбель его предков.

«…Я пишу это, окруженный свидетельствами прошлого, овеянный утренней прохладой, в роковом чертоге Абенсеррахов. Фонтан на крови, легендарный памятник их убийства, передо мною, брызги его струй чуть-чуть не долетают до листа бумаги. Как трудно согласить древнее кровавое сказание с этой тихою и мирною сценой! Здесь все будто призвано внушать нежные и добрые чувства, ибо все здесь утонченно и прекрасно. Даже и самый свет мягко проникает сверху, сквозь ажурный купол, расцвеченный и изукрашенный как бы руками чародея… Юркая ласточка залетела во двор, взмыла и помчалась прочь, щебеча над крышами; деловитая пчела гудит в лепестках; цветастые бабочки перепархивают с цветка на цветок и резвятся стайками в напоенном солнцем воздухе. Легкое усилие воображения – и появится грустная гаремная прелестница, блуждающая среди затворнической роскоши Востока.

Впрочем, тот, кто захочет увидеть всю эту роскошь под знаком ее судеб, пусть приходит, когда вечерние тени скрадывают яркость двора и застилают мглой соседние чертоги. Тогда здесь воцаряется ясная печаль, как нельзя больше походящая к сказаниям об отошедшем величии…»

Автор этих строк – не восточный поэт, а все тот же чистокровный американец Вашингтон Ирвинг. Писатель был настолько очарован Альгамброй, что даже поселился здесь. Если пройти через Зал двух сестер во Двор Линдараха (в переводе – «глаза дворца султанши»), непременно обнаружишь комнату, в которой жил писатель. Героями его «арабесок» стали принцессы Зайда, Зорайда и Зорахайда, влюбленные в испанских рыцарей, филинфилософ, проныра-попугай, правители, ремесленники, священники и уж конечно – король Боабдил… В этих рассказах сплелись волшебство и реальность, как и в истории самой Альгамбры…

Капитуляция была подписана – но осады осторожный Фернандо не снял. В декабре голод стал настолько невыносимым, что Боабдил решил спешно сдавать город. Великий визирь отправился к Фернандо, чтобы поведать об этом решении. В дополнение султан отправил королю меч редкой работы и двух аравийских скакунов. А утром на улицах Гранады неведомо откуда появился дервиш Хамет Абен Серрахс. Говорят, он походил на скелет, а глаза его были подобны углям. На каждой площади «посланник Аллаха» яростно обличал эмира, призывая гранадцев идти против неверных. И вот уже мужчины хватаются за оружие, вот уже маршируют по улицам, оглашая воздух воинственными кличами… Буйство продолжалось весь день и всю ночь – а наутро дервиш бесследно исчез, столь же внезапно, как и появился.

Теперь Боабдил был готов сдать город еще раньше – не шестого января, как было намечено, а второго. Но тут воспротивилась его мать, надменная Айша Ла Хора. Да, ее сын слаб – но он был и остается мавританским эмиром. Целовать руки завоевателям не пристало наместнику пророка. Либо эта часть церемонии будет изменена, либо сдачи не будет. Упрямый нрав Айши был хорошо известен всем. Было принято дипломатическое решение – пусть Боабдил выедет верхом и, приближаясь к королевской чете, сделает движение, словно собирается сойти с коня. Он тут же будет остановлен Фернандо – и честь султанского дома не пострадает. Получив это известие, Айша лишь крепче сомкнула губы. В ту горькую ночь, когда домашние Боабдила прощались со своим восхитительным домом, от нее не услышат ни стона, ни всхлипа. Из спящего города она выедет молча, во главе маленького отряда, что вместе с караваном груженых мулов, отправится на Альпухаррас…

…О том, что уже завтра можно будет пройтись по улицам Гранады, христианам было объявлено на вечерней молитве. Никто не ложился, боясь ненароком проспать. В ранний час отряды собрались под знаменами. Три орудийных выстрела – и облаченные в лучшие доспехи рыцари двинулись к Альгамбре. Шли особой дорогой, дабы пощадить чувства тех, для кого этот день стал днем скорби и печали… Сходить с намеченного маршрута было запрещено под страхом смерти.

И вот – «Сантьяго! Сантьяго!» – сторожевую башню осенил большой серебряный крест. Следом над ней взвился флаг, который заплясал на январском ветру. Кстати, до сих пор 2 января, в день взятия Гранады, юные девушки поднимаются сюда и дотрагиваются рукой до колокола, чтобы удачно выйти замуж…

Эмир ожидал короля около маленькой мечети на берегу реки Хениль. Он вложил ключи от города в правую руку Фернандо. «Эти ключи ваши, – сказал он. – Таково желание Бога…» А потом, сняв с руки золотое кольцо с гранатом, протянул его новому губернатору Гранады дону Иниго Лопесу Мендосе, графу Тендилла. «Возьмите его, управляйте с ним, и пусть Бог сделает Вас удачливее, чем оказался я!..» Эти слова вместе с драгоценной реликвией станут передавать друг другу потомки графа, пока последний из их рода не умрет бездетным.

Шестого января, в Крещение Господне, состоялся торжественный въезд католических королей в Гранаду. Впереди – эскорт всадников в роскошных доспехах, следом – отряд идальго во главе с инфантом Хуаном. Далее следовали королева и король. Улицы Гранады, на которых веками звучала лишь арабская речь, словно затаились. Оставшиеся в городе мавры попрятались в своих домах.

Пышная процессия двинулась к главной мечети, которая была тут же освящена и превращена в собор. Вашингтон Ирвинг, устами Антонио Агапиды, приводит слова Фернандо, со слезами на глазах благодарившего Бога за то, что помог ему уничтожить в Испании проклятую расу язычников и вознести Крест в том городе, коим нечестивые последователи Магомета так долго управляли. Ровно семьсот восемьдесят один год прошел с трагического поражения Родриго на берегах Гвадалеты. «Этот большой триумф нашей святой католической веры имел место в начале января в году от Рождества Бога нашего Иисуса Христа 1492-м, являющимся 3655-м годом от населения Испании патриархом Тубалом, 3797-м от общего наводнения, 5453-м от Сотворения мира, согласно еврейскому вычислению, и в месяце Рабик, в восемьсот девяносто седьмом году хиджры, как говорят люди Магомета…» Пять тысяч Коранов по указанию кардинала Хименеса были преданы огню.