Читать книгу "Жизнь после жизни - Кейт Аткинсон"

За ней и Фридой прислали машину с водителем, и по приезде в Бергхоф их встретил сам фюрер — на исторической лестнице, где он приветствовал политиков самого высокого ранга: в прошлом году, например, Чемберлена. Вернувшись в Англию, Чемберлен заявил, будто «теперь знает, что у герра Гитлера на уме». Урсула сомневалась, что кто-либо это знает. Даже Ева. Особенно Ева.

— Вам здесь очень рады, gnädiges Frau, — произнес он. — Оставайтесь, пока liebe Kleine не поправится.

«Он любит женщин, детей и собак — что в этом предосудительного? — писала Памела. — Жаль только, что он диктатор, попирающий закон и простую человечность». В Германии жили университетские друзья Памелы, и среди них немало евреев. У нее был полон дом шумных мальчишек (ну ладно, трое; тихоню Фриду они бы затюкали), а теперь она писала, что снова беременна и хочет девочку — «держит пальцы крестиком». Урсуле очень не хватало Памми.

При нынешнем режиме Памеле пришлось бы несладко. Ее возмущение неизбежно выплеснулось бы наружу. В отличие от Урсулы она не смогла бы заставить себя прикусить язык, надев позорную маску. «Ведь служат даже те, кто молча ждет».{120} Урсула задумалась: относится ли это к этическим принципам? Вероятно, уместнее было бы не цитировать Мильтона, а перефразировать Эдмунда Берка: «Для торжества зла необходимо только одно условие: чтобы хорошие женщины сидели сложа руки».{121}

В «Бергхофе» на следующий день после их приезда устраивали детское чаепитие: у кого-то из многочисленных и чрезвычайно похожих друг на друга юных Геббельсов, а возможно, Борманов — Урсула так и не поняла — был день рождения. Ей вспомнились армейские шеренги на берлинском параде по случаю дня рождения фюрера. Умытые и наутюженные, дети по очереди получали напутствия от «дяди Волка», а затем были допущены к торту, ожидавшему на длинном столе. У бедной сластены Фриды (которая в этом отношении, несомненно, пошла в мать) глазенки слипались от усталости, так что она не съела ни кусочка. В «Бергхофе» всегда подавали выпечку: Streusel с маком, бисквиты с корицей и изюмом, заварные булочки с кремом, шоколадные торты — огромные купола Schwarzwälder Kirschtorte; Урсула не понимала, кто все это съедает. Сама она, конечно, воздавала должное этим лакомствам.

Если дни, проведенные с Евой, могли показаться скучными, — это было ничто по сравнению с вечерами в присутствии фюрера. После ужина время тянулось невыносимо долго: в огромном, неприветливом Большом зале они слушали пластинки или смотрели кино (иногда и то и другое). Выбор, конечно, диктовал фюрер. Его любимыми музыкальными произведениями были оперетты «Летучая мышь» и «Веселая вдова». В первый вечер Урсула подумала, что на всю жизнь запомнит, как Борман, Гиммлер и Геббельс (а также их свирепые приспешники) с тонкими, змеиными улыбочками (опять же, видимо, Lippenbekenntnis) слушали «Веселую вдову». Урсула когда-то видела эту постановку на сцене университетского театра. В роли Ганны выступала ее близкая подруга. Могло ли тогда прийти ей в голову, что в следующий раз песенку «Вилья, о Вилья! Бродя по лесам…» она услышит на немецком языке, да еще в таком неописуемом окружении. Тот студенческий спектакль состоялся в тридцать первом году. Урсула тогда и не догадывалась, что ждет ее в будущем, а уж тем более — что ждет Европу. Фильмы крутили почти каждый вечер. В санаторий вызывали киномеханика, который с помощью специального устройства поднимал украшавший стену необъятный гобелен, сворачивая его в рулон, как штору, и открывал экран. Зрителям предстояло высидеть какую-нибудь невыносимую сентиментальщину, или приключенческую ленту американского производства, или, еще того хуже, «горный фильм». Урсула посмотрела «Кинг-Конг», «Жизнь бенгальского улана» и «Гора зовет».{122} В самый первый вечер шла «Священная гора» (опять горы, опять Лени).{123} Но, как открыла Урсуле Ева, любимой лентой фюрера была диснеевская «Белоснежка». Интересно, подумала Урсула, с кем же из персонажей он отождествляет себя: со злой колдуньей, с гномами? Не с Белоснежкой же, правда? Наверное, с принцем, заключила она (а было ли у него имя? бывают ли у таких персонажей имена или это просто роли?). С принцем, который разбудил спящую девушку, совсем как фюрер разбудил Германию. Только не поцелуем.

На рождение Фриды Клара принесла великолепно изданную книгу.

«Schneewittchen and die sieben Zwerge» — «Белоснежка и семь гномов», с иллюстрациями Франца Юттнера. Ее скульптора давно отстранили от преподавания. Они собирались выехать из страны еще в тридцать пятом году, потом в тридцать шестом. После «ночи хрустальных ножей»{124} Памела, ни разу в жизни не видевшая Клару, написала ей в обход Урсулы и предложила поселить ее у себя в Финчли. Но проклятая инерция, это всеобщее, как могло показаться, желание «переждать»… А потом преподавателя забрали и угнали на восток — для работы на каком-то заводе, как сообщили власти. «С его-то руками скульптора», — сокрушалась Клара.

(«Пойми, никакой это не завод», — написала Памела.)

По своим воспоминаниям, Урсула в детстве запоем читала книжки. Всякий раз она ждала не столько счастливого конца, сколько восстановления справедливости в этом мире. Сейчас она заподозрила, что братья Гримм ее дурачили: «Spieglein, Spieglein. an der Wand / Wer ist die Schönste im ganzen Land?»[59]Уж конечно, не эти личности, думала она вечером первого дня, устало обводя глазами Большой зал Берга.

Фюрер предпочитал оперетту опере, а комиксы — высоколобой культуре. Наблюдая, как он держит за руку Еву и вполголоса подпевает Легару, Урсула поразилась, насколько он зауряден (и даже глуповат), — не Зигфрид, а скорее Микки-Маус. Сильви не стала бы с таким церемониться. Иззи проглотила бы его и выплюнула не жуя. Миссис Гловер — как, интересно, поступила бы миссис Гловер? С недавних пор Урсула занимала себя тем, что пыталась угадать, как ее знакомые отнеслись бы к нацистским олигархам. Миссис Гловер, заключила Урсула, отходила бы их всех молотком для отбивания мяса. (А Бриджет? Да она бы, наверное, даже не посмотрела в его сторону.)

После окончания фильма фюрер оседлал любимого конька: это были живопись и архитектура Германии (он мнил себя несостоявшимся архитектором), «Кровь и почва»{125} (почва, вечная почва), его одинокий благородный путь (снова волк). Он — спаситель Германии; бедная Германия, его Белоснежка, будет им спасена, хочет она того или нет. Затем последовали рассуждения о здоровом музыкальном искусстве, о Вагнере, о его опере «Нюрнбергские мейстерзингеры», любимые строчки из либретто — «Проснись, уж новый день настал» (если он не умолкнет, скоро это будет очень кстати, подумала она). Потом он вернулся назад, к судьбе (его судьбе): как она переплелась с судьбой народа. Родина, земля, победа или крах (Какая победа? — недоумевала Урсула. Над кем?). Потом перешел к Фридриху Великому — она не уловила, потом к римской архитектуре, потом к отечеству.