Читать книгу "Стать японцем - Александр Николаевич Мещеряков"

именах понятие «свет» является столь частотным. Среди недавних государей светоносностью обладали

мнилось, что застывший в вечном поклоне юноша способен решить стоящие перед Японией динамические задачи.

Турнир по бейсболу для юных спортсменов чиновники приветствовали в 1937 г. следующими словами: «Учитывая нынешнее сложное положение, следует проникнуться духом бусидо, что вызовет расцвет школьного бейсбола, внесет вклад в дело развития народной физкультуры и поможет выявлению беззаветной преданности по отношению к государственным делам»113. Таким образом, осуществлялась «японизация» бейсбола и других западных видов спорта, признававшихся за рассадник либерализма и индивидуализма. Да, теперь настали именно такие времена: всё, что было порождено за пределами Японии, объявлялось вредоносным. Министерство просвещения в своих разработках призывало бороться не только с индивидуализмом и либерализмом, не только с коммунизмом и социализмом, не только с материализмом и идеализмом, но и с «интеллектуализмом». Вместо этого министерство рекомендовало изучение японских воинских, художественных и ремесленных искусств114.

Японский дух развивался сам собой и побеждал тело. Маэкава Минэо смело утверждал: «Следование путем подданного означает следование путем, на котором приобретается здоровье»115. Таким образом, причины и следствия менялись местами: не здоровье позволяет выполнять свой верноподданнический долг, а само верноподданничество делает человека здоровым. Идеологи твердили о «пути самурая», но на самом деле они забывали о том, что соотношение духа и тела в токугавской Японии имело достаточно сбалансированный характер. Идеологи твердили, а японцы затверживали: примат духа над телом есть достояние уникальной японской культуры, в этом и состоит ее превосходство над «материалистичным» Западом. Интересно отметить, что всего несколькими десятилетиями раньше проповедники христианства обвиняли японцев в излишней материалистичности. Так, отец Николай частенько и с сожалением говорил о «посюстороннести» японцев, которая мешает им стать настоящими христианами. Теперь же острие критики было перенаправлено в противоположную сторону. Теперь в качестве материалистов представали люди, считавшие себя христианами.

В этой наполненной «духовностью» атмосфере сама идея проведения Токийской олимпиады теряла привлекательность. Тем более, что знающие люди прекрасно понимали: японским спортсменам ни за что не добиться такого триумфа, какого добились немецкие атлеты в Берлине. Олимпиада перестала быть для Японии приоритетным проектом. Вместо нее таким проектом стала война. 14 июля 1939 г. Министерство благосостояния и здравоохранения опубликовало заявление, в котором объявлялось о добровольном отказе от проведения Олимпиады.

Кано Дзигоро умер незадолго до решения правительства об отказе от ее проведения. В последние годы своей жизни он частенько подвергался критике за недостаточный «патриотизм» и «недоуважение» к императорскому дому, что, разумеется, было неправдой. Кано отвечал в том духе, что всегда являлся сторонником древней идеи о нерасторжимости военного и гражданского начал, превалирование же «военного» не отвечает принципам «срединности» и потому не может быть принято. В условиях засилья военных это был не только умный, но и мужественный ответ. Смерть Кано Дзигоро можно считать символичной. Она знаменовала собой конец дзюдо в том виде, в каком он его создавал. Кроме того, его смерть означала для Японии и фактическую смерть западного спорта, пропагандистом которого Кано Дзигоро тоже являлся.

Японский тоталитаризм отказывался от европейских видов спорта, лишенных «духовности». В начале 40-х годов журнал «Бейсбол» переименовали в «Сумо и бейсбол», а затем просто в «Сумо». Зато чисто японские виды телесной активности получали все больше внимания. Их сторонники настаивали на примате духа над телесным умением и совершенством. На государственном уровне господствовал лозунг: «Недостижимое для материи побеждается духом». В это время становится окончательно ясно: очередной раунд в соревновании с Западом в «телесности» был проигран. А на следующий японцы попросту не явились. Они решили соревноваться в духовности. То есть в той области, где, как им казалось, они станут играть по тем правилам, которые определяют сами. «Низкое» тело представлялось оболочкой для

«высокого» духа. Чтобы освободить этот дух, следовало «содрать» оболочку.

Жесткое разделение материального и духовного (при безусловном примате «духовного») имело прямое отношение к тем формам, в которых являл себя японский тоталитаризм. Одной из его особенностей оказалось отсутствие культа тела. Культ обнаженного тела противоречил важнейшей установке японской культуры, придававшей огромное значение одежде, которая являлась синонимом культуры и культурности. Одежда всегда считалась показателем места, занимаемого человеком в общественной иерархии. Поэтому выражающая эту идея европейская военная форма укоренилась в Японии без всяких проблем, но лишенное знаков отличия нагое тело таких шансов не имело.

В Германии и СССР обнаженное (полуобнаженное) тело воспринималось как освобождение от прошлого и символ обновления. В Японии такой «нудистский» дискурс был обречен на провал. Культура японского тоталитаризма боролась с телесностью. Это касается не только собственно эротики (в 1930 г. танцовщицам запретили надевать короткие чулки, трико телесного цвета и танцевать канкан; тремя годами позже был запрещен спектакль по мотивам «Повести о Гэндзи»), но и обнаженного (полуобнаженного) тела вообще. Япония с готовностью воспроизводила в скульптуре худшие европейские образцы облаченных в форму военных героев, но не осмелилась заимствовать античные реплики советской и нацистской пластики. Не стали воспевать в Японии и полуобнаженное «физкультурное» тело, художественное воспроизведение которого оказалось столь востребованным в европейском тоталитаризме, — такие изображения чрезвычайно редки. Здоровое и мускулистое европейское тело (как и облаченное в одежду японское) демонстрировало готовность служению не личным, а государственным интересам. Однако обнаженное тело рабочего, крестьянина или же физкультурника нарушало сложившуюся иерархию (социальную, возрастную и гендерную), отменяло церемониальность, историю и потому оказалось для Японии неприемлемым.

Японские художники редко изображали бицепсы физкультурников, могучих рабочих и крестьян, мускулистые

тела которых лоснятся от пота, еще по одной причине. Японское общество было геронтократическим, а могучее мускулистое тело — достояние молодости, а не старости. Таким образом, отличающим тоталитарного японца признаком являлась «духовность», которая плохо совмещалась с телесностью. Даже Кано Дзигоро говорил о том, что борьба — всего лишь путь к моральному совершенству, задача «борца» состоит в конечном итоге не в победе и успехе, а в удовлетворении тем фактом, что ты сделал все, что мог. «Если человек уверен, что он использует свои психические и физические возможности максимально эффективным образом, он защищен от разочарований и огорчений. Если вы спросите почему, я отвечу так: если