Читать книгу "Сенсация - Ивлин Во"

— Таппок, старина! — вскричал мистер Солтер. — Вы меня не так поняли. После премьер-министра нет более преданного почитателя вашего таланта, чем лорд Коппер. Он хочет командировать вас в Эсмаилию.

— И он оплатит мне дорогу назад?

— Разумеется!

— О, это несколько меняет дело… Но все равно… что за странная идея! Представляете, как будет выглядеть «Луг и чаша», когда я начну писать о песчаных бурях, львах и прочих эсмаильских чудесах?

— Давайте обсудим это за обедом.

Такси отвезло их через Флит-стрит и Стрэнд в ресторан, где сотрудники «Свиста» всегда кормили авторов за счет газеты.

— Вы в самом деле хотите консервированного лосося?

— Нет.

— Правда?

— Правда.

Мистер Солтер вновь взглянул на своего гостя с одобрением и протянул ему меню.

Уважение, которое Уильям заслужил у него нелюбовью к сидру, возросло еще больше по мере того, как он делал заказ. Как это ни странно, Уильям не потребовал ни маринованных орехов, ни корнуэльского пирожка, равно как не привлек к себе всеобщего внимания, подобно будапештскому корреспонденту, которого мистер Солтер потчевал недавно здесь же (узнав, что никто из поваров не способен приготовить экзотические мадьярские кушанья, тот вызвался все сделать сам и сотворил на глазах у озадаченных официантов с помощью жаровни и спиртовки тошнотворный соус из сладких перцев, меда и миндаля). Уильям заказал жаркое-ассорти, и, пока он ел, мистер Солтер неназойливо пытался разжечь в нем интерес к предложению лорда Коппера.

— Видите того человека? Это Паппенхакер.

Уильям взглянул.

— Самый умный журналист на Флит-стрит.

Уильям посмотрел еще раз. Паппенхакер был смуглым молодым человеком в гигантских роговых очках и со щетиной на скошенном подбородке. Он отчитывал официанта.

— Да?

— Едет в Эсмаилию от «Дейли Грош».

— По-моему, он чем-то очень раздражен.

— Не думаю. Он всегда так себя ведет с официантами. Дело в том, что он коммунист. Большинство сотрудников «Гроша» — коммунисты, они все учились в университете. Паппенхакер считает, что вежливо обращаться с пролетарием — значит поддерживать капиталистическую систему. Конечно, он очень умный, но его недолюбливают.

— Похоже, он собирается драться.

— Ничего удивительного. С ним это бывает. Его даже перестали пускать в некоторые рестораны. Видите, с какими интересными людьми вы познакомитесь, когда поедете в Эсмаилию.

— А это не опасно?

Мистер Солтер усмехнулся. Такую же улыбку вызвал бы у него, наверное, исследователь Арктики, обеспокоенный майским похолоданием в Уэльсе.

— По сравнению с тем, к чему вы привыкли у себя в деревне, — пустяки, — сказал он. — Вы не представляете, как далеко военные корреспонденты находятся от передовой. Хитчкок, например, всю абиссинскую кампанию освещал, сидя в Асмаре, а материалы присылал на редкость острые. И вообще мы вас застрахуем на пять тысяч фунтов! Нет, Таппок, нет, вам не стоит бояться опасности.

— И вы будете по-прежнему выплачивать мне жалованье?

— Конечно.

— Не считая дорожных расходов туда и обратно и суточных?

— Да.

После долгого раздумья Уильям произнес:

— Нет.

— Нет?

— Нет. Большое спасибо, но я все-таки не поеду. Это совершенно не для меня. — Он взглянул на часы. — Извините, мне пора на вокзал, иначе я опоздаю на поезд.

— Послушайте, — сказал мистер Солтер. — Мне кажется, вы не совсем понимаете сложившуюся ситуацию. Лорд Коппер чрезвычайно вас ценит и, по правде говоря, настаивает, чтобы в Эсмаилию поехали именно вы. Мы готовы платить вам очень хорошие деньги. Пятьдесят фунтов в месяц.

— Пятьдесят фунтов в месяц? — повторил, выпучив глаза, Уильям.

— В неделю, — поспешно исправился мистер Солтер.

— Боже милостивый! — сказал Уильям.

— И подумайте, сколько вы сможете требовать дополнительно на текущие расходы, — нажал мистер Солтер. — По крайней мере еще фунтов двадцать. Я помню отчеты Хитчкока, когда он работал на нас в Шанхае. За одних только верблюдов он потребовал триста фунтов.

— Но я не уверен, что мог бы справиться с верблюдами!

Мистер Солтер понял, что нужно выражаться яснее.

— Возьмем такой пример, — начал он. — Вам захотелось поужинать. Что дальше? Вы идете в ресторан, заказываете все, что пожелаете, не отказываете себе ни в чем. Вам приносят счет — скажем, два фунта. А в отчете вы пишете: «Пять — деловой завтрак». В результате вы прекрасно поужинали, заработали лишних три фунта, и все довольны.

— Но поймите, я не люблю ресторанов, к тому же дома за ужин платить вообще не надо. Слуги просто приносят его в столовую.

— Тогда представьте, что вам захотелось послать девушке цветы. Пожалуйста. Вы идете в магазин, отправляете ей букет орхидей и включаете их в отчет как «информацию».

— Но у меня нет девушки, а цветов и дома хватает. — Уильям снова посмотрел на часы. — Извините, но мне действительно пора. У меня обратный билет на сегодня. Давайте сделаем вот что: я посоветуюсь с домашними и дам вам знать недели через две.

— Лорд Коппер хочет, чтобы вы отбыли в Эсмаилию завтра.

— Но это в любом случае невозможно! Я даже не успею собраться. И потом, мне, наверное, пришлось бы купить кое-что из одежды. Нет-нет, что вы, это исключено.

— Мы могли бы предложить вам жалованье побольше.

— Огромное спасибо, но дело не в жалованье. Я просто не хочу ехать.

— Неужели вы ничего не хотите?

— Знаете, наверное, нет. Хочу только жить дома и писать в «Луг и чащу».

Как это было знакомо! За пятнадцать лет, которые мистер Солтер проработал в «Мегалополитан», он слышал подобные слова от бесчисленного количества коллег и сам произносил их. В порыве сострадания он вспомнил то утро, когда его подняли из-за стола в отделе «Смех, да и только», куда ему не суждено было вернуться вновь. Юмор был его отрадой и гордостью, его, в этом не было сомнений, истинным призванием… По утрам он вскрывал почту и раскладывал присланные читателями шутки (один человек присылал их по тридцать — сорок в неделю) на три стопки: старые, неприличные и те, за которые не жалко было послать телеграфом полкроны после публикации. Следующий час или два он просматривал подшивки «Панча», отмечая то, что казалось ему интересным, а затем всецело отдавался увлекательной игре соединения выбранных шуток со смешными картинками, заготовленными для него предварительно художественным редактором. О, нежный и робкий рассвет дня, несущего бурю! Его оторвали от этой упорядоченной, чистой хирургии и швырнули в безжалостную мясорубку «Женской странички», а потом, раздавленного и оплеванного, кинули в международный отдел… Сердце мистера Солтера истекало кровью, когда он смотрел на Уильяма, но верность суровым традициям ремесла была сильнее. Он произнес слова, заставившие замолчать многие поколения свободолюбивых новичков: