Читать книгу "Трещины и гвозди - Элин Альто"

младшего Лайла к старшему, совмещая факты, как элементы пазла. Теперь сходство между ними кажется очевидным – те же густые каштановые волосы, темные брови, только куда больше силы и угрозы в теле старшего Лайла, а взгляд серо-голубых глаз пронзительный и острый. Чертовы детали не подходят друг к другу. Картинка выглядит абсурдно. Спасать от буллинга младшего брата школьного хулигана, чтобы он сам обвинил тебя в буллинге, – это бред.

Все, что Адрия может выдавить в ответ, крепко сжав зубы, только:

– Пошел ты!

Но Мартин Лайл никуда не собирается, лишь сильнее хмурится.

– Что тебе от него нужно?

Заедающая в мыслях несправедливость не позволяет Адри думать, только растерянно хвататься за понятное для нее чувство – раздражение. Нервно отмахиваясь от ситуации, она чертыхается, закатывая глаза. Наспех принимая единственно возможное решение, Адрия разворачивается, чтобы оставить этих придурков разбираться со своими проблемами самим, потому что проблемы у них явно есть. Как минимум с головой.

Она уже делает шаг в сторону, но тяжелая ладонь Мартина Лайла хватает ее за плечо, разворачивая обратно и не позволяя уйти.

Зря. Очень зря. Пламя злости распаляется, ярко разгораясь в Адрии вспышкой возмущения. Огонь обжигает ее саму, застилая едким дымом взор.

Адрия отшатывается, наотмашь сбивая со своего плеча чужую ладонь. Она шипит, как горячее трескучее пламя:

– Отвали от меня, кретин!

Парень закипает, когда этот пожар опаляет его самомнение. Никто не разговаривает с Мартином Лайлом так! И тем более никто не сбегает от него, гордо отворачиваясь. Он громко рявкает:

– Мы не договорили!

Адрия лишь грубо толкает парня в плечи. Кто он такой, чтобы судить ее? Чтобы делать такие мерзкие выводы и тем более чтобы удерживать ее тут, требуя объяснений?

В ответ Лайл лишь наступает на нее. Ближе. Так, что между ними остаются считаные сантиметры. Воздух звенит от напряжения, а где-то вдали раздается школьный звонок.

Мартин продолжает, чеканя слова:

– Если ты что-то сделала, ты пожалеешь, обещаю тебе!

– Сам ты пожалеешь, урод, лучше бы следил за братом! – Она упирается ладонями в его крепкую грудь, не позволяя приблизиться, но яростное лицо мелькает прямо перед Адрией, выплевывая слова так, что они почти обжигают кожу:

– Только посмей подойти к нему еще раз, и я превращу твою жизнь в ад.

Как будто еще нет. Как будто они уже с этим не справились – люди, которым плевать на других и которые швыряют чужие чувства в топку своего эго. Их жадное, прожорливое эго требует чужого страха, покаяния. Власти. Таким людям не говорят, что они не правы. С такими людьми Роудс не разговаривает вовсе.

Адри слишком хорошо знает таких людей, чтобы вестись на подобные угрозы. Но угрозы в этой ситуации больно царапают ее за живое, врезаясь тупым непониманием в мысли, – что она сделала? Никто не будет разбираться.

Роудс сильнее упирается в гуляющие под футболкой мышцы, отталкивая Лайла. Все поводы и причины остаются за бортом бездонного раздражения, канут в омуте. Не важно, с чего они начали, важно то, кем он себя возомнил, чтобы угрожать ей. Ей больше не двенадцать, чтобы она отступала в страхе.

Адри рычит ему в лицо, не выказывая ни оттенка испуга:

– Моя жизнь уже ад, идиот!

Мартину Лайлу этот ответ не нравится. Наверное, потому что ничего больше предложить он не в силах. Но сквозь злость на лице прорывается оскал, плотоядная, злорадная ухмылка:

– Ты что, бесстрашная, а?

Резко очерченный подбородок парня задирается вверх для усиления его слов.

Он игнорирует руки Роудс на своей груди, но вздрагивает, когда острые девичьи ногти больно врезаются через ткань футболки в кожу. Гадкая усмешка подбирается к уголкам губ.

– Хочешь отправиться за решетку вслед за предками? – он хрипло выдыхает в ее лицо слова. Слова, которые бьют под дых, заставляя все внутри Адри сжаться в судорожном спазме.

Она замирает в ледяном оцепенении, пока Мартин Лайл, нащупав слабое место, продолжает чеканить фразы, застыв над ней угрожающей тенью и обжигая горячим дыханием:

– Дочь уголовников, да? Метишь сразу в одиночную камеру или в общую? – Усиливая наступление, он усмехается, и линия губ сильнее надламывается в ядовитой издевке. – Не зря говорят, что ты дикая. Тебе нельзя в общество, Роудс, ты опасна для окружающих.

Адрия крепко сжимает челюсти, прожигая Лайла взглядом. Он никогда не сможет понять, что она вынуждена показывать зубы таким, как он, иначе они раздерут ее на жалкие ошметки. И тогда Адри больше не сможет смотреть себе в глаза, зная, что обнаружит в них лишь унижение.

Мартин продолжает, громко цокая:

– Что, вцепишься мне в лицо или, может, лучше накинешься на ребенка? Так ты делаешь?

Сердце Адри мучительно ухает в грудной клетке, пропуская удары. Удар. Тишина. Удар. Тишина. Густое, вязкое нечто заливает легкие, не давая сделать вдоха. Сознание затягивает тягучая черная обида.

На Мартина Лайла.

На мальчишку за его спиной.

На мелких уродцев, что сбежали.

На саму себя.

На свою глупость.

Адрия задыхается в этой обиде, чувствуя, как подступают горькие слезы, как оживает с новой силой желание сбежать, отчаянно крича, что все это несправедливо. Она просто хотела помочь, просто не смогла закрыть глаза на чужую беду, а теперь оказалась крайней. Человеком, который несет лишь зло. Может быть, Лайл прав, и все, что есть внутри нее, – лишь угроза. Шипы.

Она проглатывает ком в горле и поджимает губы, не позволяя им задрожать в обиде. Кто просил ее ввязываться? Ничего бы не случилось с пацаном, не вмешивайся она еще пару минут.

Собственная глупость оседает на языке горечью. Горечью слов, которые она не выскажет, пока Мартин Лайл будет смотреть на нее с усмешкой, ожидая реакции.

Но все, что Адрия делает, – шаг назад. И еще один. Она медленно разворачивается, чтобы уйти, даже не бросив на виновника произошедшего взгляд. Проблемой всегда была не чужая слабость, а ее собственная.

Не нужно было защищать мальчика. Не нужно было привязываться к Луизе Брэдшоу в одиннадцатом классе. Не нужно было ожидать от матери слишком многого. Не нужно было надеяться, что она не повторит кривой путь Адама Роудса в никуда.

Не нужно было думать, что она особенная. Она не как все, она хуже.

Адрия отступает, не позволяя себе заплакать.

Мартин Лайл презрительно смотрит ей вслед. Провожает ее сверлящим взглядом до самого угла школы и наконец оборачивается к младшему брату.

– Какого черта? – звучит его трескучий голос, но Адри уже не различает слов. Ей все равно.

Глава 5

Адрия не высовывается из