Читать книгу "Трещины и гвозди - Элин Альто"

дома все выходные. Уткнувшись в телефон, она делает звук телевизора, бубнящего на фоне, громче и позволяет посторонним голосам, проблемам и инфоповодам заполнить все пространство без остатка. Так, чтобы собственные чувства, заглушенные невнятным потоком информации, не докричались до нее.

Дом пустует, и все, что оживляет его стены, – лишь вещание кабельного, единственное развлечение на ранчо и такая же обязательная статья расходов, как и электричество. Ведь ни Аманда, ни Адрия не переносят гнетущую тишину этого места. Сейчас, когда Аманда как раз пропадает на работе, чтобы обеспечить им возможность прозябать в вечерних телешоу, Адам Роудс не объявляется дома уже несколько дней. Адрия принимает этот факт с тревожным облегчением. Ей хватает столкновений с ублюдками в школе, как хватает поводов не ждать отца на пороге дома, не особо вникая в то, что происходит в его жизни. Все, что Адрия узнала об отце за время, проведенное в Рочестере, – то, что свои дни, а зачастую и ночи, Адам Роудс проводит в месте, которое ему полностью соответствует.

Собачий питомник округа Сангамон[2] – скверное место. Мрачное здание, вынесенное на десятки километров за черту города и огороженное неприветливой железной сеткой. Еще одна тюрьма, в которой Адаму Роудсу на этот раз выпала роль надзирателя.

Стоило отдать должное, Адам хорошо справляется со своими подчиненными. Адрия бывала в этом месте однажды вместе с тетей. В тот день Аманда нервно теребила в руках налоговые декларации и ругалась с Адамом за закрытой дверью крохотной каморки, а истошный собачий лай перебивал их крики.

Тогда, проходя вдоль плотно прижатых друг к другу вольеров, Адрия с молчаливым сожалением разглядывала десятки псов с поломанными судьбами. Доберманы, овчарки, обычные дворняги. Но самое щемящее, тоскливое чувство вызывали у нее бойцовские собаки – истерзанные, израненные, списанные со счетов после сотни боев, они оказывались в этих клетках, без остановки заливаясь лаем, с бешеной слюной и пеной у пасти кидаясь на ограждение. Никто из них не был готов оказаться в реальном мире и никто из них не стал бы верным другом семьи. Общество не собиралось их адаптировать.

К собственному удивлению, глядя в тот день на Адама, Адрия подумала о том, что, возможно, после стольких лет тюремного заключения он ощущает себя подобным образом. Не готовым адаптироваться. В одной передаче по кабельному однажды рассказывали, что бывшие заключенные часто не находят себе места в обычном мире и возвращаются в привычную среду обитания, чтобы не чувствовать себя изгоями.

Адам нашел свою среду.

Медленно переключая каналы, Адрия откидывается на диванные подушки, ежась от холода. Февральские ветра продувают дом насквозь, и обогреватели едва справляются со студеной вечерней прохладой, забирающейся в щели старого ранчо. Аманда постоянно обещает, что к следующей зарплате присмотрит новый обогреватель. Адам Роудс, в отличие от нее, не обещает ничего. А Адрия просто ждет, когда сможет покинуть этот дом с его вечными сквозняками, пусть и не представляет, куда отправится. И кому она в этом «куда» будет нужна. Диковатая, необщительная, нисколько не дружелюбная – вряд ли она вынесет даже пару смен в замасленном переднике в какой-нибудь дрянной забегаловке. Только если не сломает себя, переступив через гордость, и не последует советам матери.

«Будь милой, услужливой, позволь им думать, что они – эпицентр вселенной, и тогда они здорово вознаградят тебя за одну эту мысль».

Адрия кривится, натягивая плед до самого подбородка.

Внезапно дом, погруженный во мрак, освещает свет фар. Собачий лай и звяканье цепи встречают приближающуюся машину. Роудс напрягается всем телом, поднимаясь с подушек и прислушиваясь к монотонному урчанию двигателя, которое затихает через пару секунд, а затем раздается хлопок двери. Все внутри цепенеет, Адрия замирает, нервно прикидывая, кого это принесло в поздний воскресный час. Аманда на работе, значит, это либо уставший и недовольный Адам, либо вовсе чужак.

Вслушиваясь сквозь болтовню диктора в шаги за порогом, она не шевелится, ожидая, даст ли незнакомец за дверью о себе знать.

Когда ключ взвизгивает в дверном замке дважды, она напрягается, заранее готовясь встретить недобрый взгляд отца. Но дверь распахивается, и на пороге, впуская уличную прохладу, возникает Аманда.

Адри выдыхает.

Рассматривая тетю в сумраке дома, она хмурится:

– У тебя же смена?

Беглым взглядом Аманда оценивает обстановку, небрежно бросает куртку на журнальный столик и задорно улыбается, не улавливая чужой тревожности:

– Ага, но меня повысили, представляешь? – Обнажая в улыбке зубы, она встряхивает темными беспорядочными кудрями и заваливается к Адри на диван. – Вместо меня уже взяли девочку, она неплохо справляется сама. И-и, угадай, кто я теперь?

Адрия дергает плечами, убирая телефон подальше и пытаясь разогнать тревожные мысли:

– Повар?

– Нет, крошка, я теперь буду работать за барной стойкой! – Аманда игриво подмигивает, ерзая на месте. В тридцать пять лет в ней иногда бывало больше ребячества, чем в Адри в ее семнадцать, но только когда тягучая, вязкая депрессия отходила в сторону, давая глотнуть свежего воздуха. В такие моменты взгляд Аманды точно оживал, а рядом с ней становилось светлее.

Адрия пытается улыбнуться, с трудом понимая, как выразить искреннюю радость за человека, который тебе не безразличен. Аманда заслуживает большего, чем сальный передник официантки, чем этот старый дом, полупустые полки и вечно недовольный брат, половина встреч с которым рискует окончиться дракой.

Собирая слова вместе, как пазл, Адрия выдает взволнованно и немного растерянно:

– Это круто, ты молодец!

Аманда, не ожидая от племянницы особых реакций, активно кивает, расточая свою радость в воздухе.

– Мы обязаны это дело отметить. Собирайся, крошка, хватит киснуть перед теликом, – тетя пихает ее под бок, и Адри улыбается, заставляя себя поверить, что улыбка не выглядит странной и натянутой. У нее нет ни малейшего желания ни выбираться в город, ни отправляться завтра в школу после стычки с Лайлом в пятницу, зато есть план, как этого избежать. Но Аманда делает для нее слишком многое, чтобы неблагодарно оставить тетю в этой радости одну.

А еще она не дает и открыть рта, настаивая:

– Ну же, иначе ты тут стухнешь когда-нибудь!

Адрии приходится сдаться. Но прежде чем она успевает на выдохе произнести «хорошо», Аманда раскрывает свои объятия, кратко прижимает племянницу к себе, а после вскакивает с дивана и уносится на второй этаж, выкрикивая вслед:

– У тебя пять минут!

Адри, смущенная и немного ошарашенная такой внезапной сменой обстоятельств, с неохотой щелкает по пульту, и телевизор, спутник ее двух последних дней, наконец замолкает. В оглушающей тишине сразу же оживают навязчивые мысли. Адрия убеждает себя, что выбраться из дома придется. Прогулка