Читать книгу "Мавр сделал свое дело - Татьяна Полякова"

— Боттичелли — это итальянский художник, — началаоправдываться я.

— Чем у тебя только голова забита? — посетовалаТанька, сняла венок, повертела его в руках и вздохнула:

— Убожество и никакого художества. В приличный дом сним могут и не пустить.

— Надо было купить букет…

— Ну нет здесь цветов, нет… — Тут сестра замерла,приоткрыв рот, а я пожала плечами. Метрах в десяти от нас в тенечке сиделистарушки в количестве четырех человек и торговали розами. Цветочки были как наподбор и радовали глаз разнообразием оттенков. — Вот видишь, и никакихпроблем, — обрадовалась Танька и зашагала к старушкам. Мы немногопопререкались на тему, четное или нечетное количество роз следует покупать.Старушки внесли в наш спор ясность, мы обзавелись букетом и направились кмашине.

Вдруг раздался душераздирающий треск, который стремительноприближался, и через мгновение в облаке пыли очам нашим предстала шестерказатянутых в кожу мужчин на мотоциклах. Бог знает откуда их принесло. Но онивознамерились остановиться возле бара, что и сделали, а наш путь как разпролегал мимо.

Шестерка выглядела колоритно. Черные кожаные штаны и рубахив двадцатипятиградусную жару сами по себе впечатляют, прибавьте высоченныесапоги с заклепками и прочую атрибутику, а теперь вообразите, какой от этойкавалькады шел запах, если учесть, что пиво ребята уважали, а баню, скореевсего, нет. Романист назвал бы это крепким мужским духом, Танька выразиласьпроще:

— Господи, воняет-то как.

Густая растительность на головах мужчин была собрана вхвосты и косы (шлемами, естественно, пренебрегали), нижнюю часть лица скрывалибанданы, должно быть, парни боялись задохнуться от пыли, а может, и отсобственного запаха. Банданы были разноцветными, но имели одну общуюособенность: все невероятно грязные.

Когда в трех шагах от тебя оказываются подобные типы — этовсегда тревожит, но особых пакостей от судьбы я все-таки не ждала, место хоть ималолюдное, но обитаемое, и старушки, скорее всего, в обиду не дадут, а домашины всего ничего.

В общем, я с избытком оптимизма двигала вперед. Оптимизмуособо способствовал тот факт, что ближайший ко мне парень стянул бандану слица, и тут выяснилось, что он не юное прыщавое создание, а мужчина лет тридцати.В таком возрасте, по моим представлениям, у людей в голове начинают преобладатьздравые мысли и к кому попало на улицах цепляться лень.

Мотоциклы у всех выглядели роскошно, несмотря на пыль, и ярешила, что прибывшие абсолютно не опасны для юных красавиц. Остальные пятеротоже стянули банданы, выглядели они моложе первого, но тоже вполне сносно. Нутут один из них протяжно свистнул, после чего воскликнул:

— Какие девочки!

Второй тут же подхватил:

— Ангелочек, давай подружимся.

Третий заблеял:

— Красотка, познакомь меня с подружкой.

«Нормальные придурки», — решила я, стараясь смотреть всторону. Мотоциклы они не покинули, а расстояние до машины еще сократилось.

— Привет механизаторам, — весело ответила Танька.Этого ей показалось мало, и она продолжила:

— Как колхоз? Продолжаем разваливать?

— Я чего-то не понял, — вновь заблеял парень,глядя на друзей, как будто всерьез рассчитывал, что те начнут что-то объяснять.

— Попробуй со второй попытки, — предложиласестрица.

— Может, тебе по башке дать? — в свою очередьпредложил парень. Я пихнула Таньку в бок, предлагая заткнуться, но она быладалека от этого.

— Лучше дружку по яйцам.

Я тихо застонала, парни возвысили голос, причем сразупятеро, а Танька сделала неприличный жест, демонстрируя свое отношение к чужомувозмущению.

Ближайший к нам парень лихо спрыгнул с мотоцикла, а яподумала: «Зря родители считают Таньку умной». Но вдруг вмещался мужчинапостарше.

— Угомонись, Чума, — добродушно буркнул он. Скореевсего, Чума — прозвище парня, такие типы обожают дурацкие прозвища, норадоваться я не спешила. Определение «чума» очень подходило и моей сестрице, тоесть он мог иметь в виду, что ей стоит вести себя спокойнее, с чем я не моглане согласиться.

Молодой человек повернулся к нему с сожалением во взгляде, истало ясно, что Чума — это все-таки он.

— Надо бы научить ее хорошим манерам, — заметилон.

Мужчина поморщился и повторил:

— Угомонись.

Только я хотела порадоваться его здравомыслию, как понялапричину такой доброты: на дороге появилась милицейская машина и плавнозатормозила прямо возле нас. Чума оседлал свой мотоцикл, а из машины вышелусатый дядька и хмуро спросил:

— Все неприятности ищем?

Я опять-таки подумала, что это могло относиться к сестрице,однако вожак байкеров принял это на свой счет.

— Что ты, Сергеич, просто с девушками знакомимся.

— Разбежался, козел, — ответила неугомоннаяТанька, но мне уже было все равно, потому что я достигла «Альфа-Ромео» и дажеустроилась в кабине.

— Тебе никто не говорил, что везение не бываетбесконечным? — спросила я, когда Танька плюхнулась рядом.

— Чтобы я каких-то уродов боялась? — презрительнофыркнула она.

— Бояться и нарываться — два совершенно разных глагола.

— Да ладно, — отмахнулась сестрица и завела мотор.

Милиционер продолжал о чем-то говорить с парнями, что меняпорадовало, но все равно хотелось оказаться как можно дальше от этого места.

Через пять минут мы въехали на главную улицу поселка, и ясмогла вздохнуть с облегчением. Танька двигала малой скоростью, присматриваяськ табличкам на домах.

— Название улицы видишь?

— А какая улица нам нужна?

— Озерная.

— Эта Первомайская.

— Да. А где Озерная?

— Откуда я знаю?

— Не занудствуй, — осадила меня сестрица. —Пожалуй, лучше спросить.

Навстречу нам шла женщина с детской коляской. Танькапритормозила, а я спросила, открыв окно:

— Не подскажете, как проехать к Озерной?

— Вам вернуться надо, — ответила женщина. —На перекрестке свернете к лесу. Там указатель есть.