Читать книгу "Калика перехожий - Александр Забусов"

– Ох, не станет меня, останешься недоучкой. Как жить будешь? Ведь мало ты внемлешь силовым навыкам и занятиям, все на волхвовство ставишь, а так нельзя. В древнеславянском «Волхвовнике» любопытно описаны некоторые древнеславянские волхвы-воины. Часто нападали на наши древние капища воинственные кочевники-инородцы. Русичи приносили щедрые дары своим каменным статуям богов, и грабители знали, что там их ждёт много поживы, но капища стерегли безоружные воины-волхвы. И, несмотря на неравенство сил, только с киями, воины эти очень часто побеждали. Волхвам помогали их боги, без помощи высших сил такое воинское мастерство недоступно обычному смерду. Вот послушай, что мне в свое время Велимудр вещал. «Пришёл Межибор. И сказал Межибор: «Рука – молния, нога – гром, рука – меч, нога – молот. Неправде за правду – смерть!» И ударил Межибор печенежского князя в лицо, и закричал Межибор страшно, Перуна на помощь призывая. И ударил кулаком печенега под сердце. И упал мёртвый князь. «Не для рати это, но для чистого пути, по которому правда идёт», – сказал Межибор. И ударил кулаком по дубу. И зашатался дуб, и уронил листья с желудями. И закричал в лесу Див, и выбежал из леса тур. И упал в ноги Межибору. И с великим ужасом побежали печенеги, устрашённые силою Межиборовой». Как-то так. Э-э, да ты спишь! Ну, спи, отроче, твое время еще не пришло.

* * *

Погост Ряшицкий давно уж перешел к прямому управлению наместника Переяславского стола. Канули в лету те времена, когда основанное северянским племенем городище было подвластно родовой власти. Погост, удаленный что от Киева, что от Чернигова на месяц пути, представлял собой феодальный организм, внедренный княжеской властью в гущу крестьянских сел, весей и вервей. Во времена правления на Руси князя Святослава Игоревича Ряшицкий погост уже стал небольшим многолюдным, не только торговым, но и ремесленным городком на приграничье с Диким полем, а его процветание было связано в том числе и с торговлей в южном направлении. Всего в седмице по течению реки нес свои воды седой Днепр, и открывался путь к Константинополю, а в северном направлении река выводила к Западной Двине и Ловати, по ним в Варяжское море. При большой охоте купец всегда мог по речным дорогам добраться в Курск, Смоленск, Волжскую Булгарию, а там и на Восток к арабам. Но следует заметить, что в свое время погост был больше оторван от княжеского центра, больше предоставлен сам себе, чем становища на пути полюдья, а потому в силу этого да еще из-за постоянных набегов кочевников погост обзавелся своей крепостицей-острожком, со своим постоянным гарнизоном. Изначально в центре поселения находилось городище – укрепленная часть городка, рядом был расположены посад и курганы, в коих когда-то хоронили воинов. Теперь же Ряшицы разрослись, появилось место гощения купцов – постоялый двор, рядом с ним большой базар, торговые ряды с лабазами. Пряталось все это за разросшимися вширь стенами главного поселения. Место пребывания князя и его подчиненных, выезжающих за данью, а в отсутствие оного, наместника, составляло детинец в самом центре острога. С наружной стороны стен погост обильно порос посадами. Ошую от главных ворот крепости, но в значимом отдалении, ближе к реке поднимались к небу маковки деревянной церкви, а при ней еще не успевшее как следует разрастись кладбище с тесаными крестами на могилах. По посадским жилищам можно было сразу догадаться, что о прошлом годе погост посещала очередная банда половцев, да, как видно, сходила неудачно, только посад и пожгла.

Люди, живущие в погосте, слыли не только купцами, ремесленниками, смердами и слугами, но и воинами. Оторванность их от больших городов создавала необходимость заниматься сельским хозяйством, охотиться, ловить рыбу, разводить скот. Что касается скота и коней, то в погосте содержались в конюшнях и княжеские кони для транспортировки дани, и скот для прокорма приезжающих данников. Воск, мед, пушнина, жито, собранные для повоза, хранились в крепкой постройке за детинцом. Мясо, рыба, прочий харч – в глубоких погребах с ледниками. Фураж и зерно – в срубных клетях и на сеновалах. Все под неусыпным глазом княжеских людей.

Погост с его постройками, оборонительным тыном, примыкавшими к нему селами и пашнями, где вели свое хозяйство смерды, вольные людины и прислуга, поддерживающая порядок в погосте наравне с воями, представлял собой как бы микроскопическое полусамостоятельное государство, стоявшее в известной мере над крестьянскими мирами-вервями местного коренного населения. Когда-то каждый погост, каждый узел государственной сети был связан с соседними становищами, а все погосты в целом представляли собой живую связь столицы с отдаленными окраинами. Гонцы из стольных градов могли получать в каждом погосте свежих коней, чтобы быстро доехать до следующего погоста, иные вести передавались от погоста к погосту самими их жителями, лучше гонцов знающими дороги, местные топи и гати. Ежегодные набеги печенегов на южные рубежи государства сильно порушили эти связи, ослабили их. Даже количество смердов уменьшилось. Смерды – это не все крестьянское население, а определенная часть его, близко связанная с княжеским доменом, подчиненная непосредственно князю, в какой-то мере защищаемая им и обязанная нести определенные повинности в пользу его. Смерды платили дань. Наиболее почетной их обязанностью была военная служба в княжеской коннице, ставившая смердов на одну ступень выше обыкновенных крестьян-общинников. Смерды пахали землю, проживали в селах, а приписаны были к погостам.

Погостный боярин Михайло Твердиславович проснулся рано. Мало того что поздно лег, так еще и спал погано. Не давало покоя боярину состояние души, с коим приехал два дни тому из Переяслава.

Ох, и попинала ему великая княгиня на его нерадивую службу в пограничье. Ругала, мол, не проявляет он бережения к доверенной ему вотчине. И тати по дорогам ватагами ходють! До чего дело дошло, что в самом Киеве про атамана Мизгиря каждый ведает, словно он князь какой. А что он сделает, ежели этого самого Мизгиря никто в лицо не видал. Кто видел, тот уж давно мертв. Ни старого, ни малого не пожалеет разбойник, изувер, висельник. Прости, Господи! Вот и по поводу веры попеняла княгиня Ольга. Баит, с языческими колдунами боярин борьбу не ведет. А столичные чернецы, греки, те и рады масла в огонь подлить, жалуются, что на церкву мало подают. Он что, силой заставит? Людишки обнищали, так в надежде на лучшую долю не токмо в церковь ходят молиться, еще и к родовым богам обращаются, к волхвам за советом бегают, здоровье у знахарок поправляют. Как быть, ежели он и сам в дороге спиной маялся? На жаре вспотел, а ветерком и проняло! Не к попу же бечь? У того ответ известен: «Смирись, Бог каждому за грехи воздает!» Так что он терпеть будет? Ну и позвали по его приказу бабку Дарицу. Так вот беда! Как он ее, патлатый черт, только углядел? Господи, прости мя грешного! Не к добру нечистого вспомнил! Так вот углядел же. Пришел в своей длиннополой рясе с попреками. Теперь и спина болит, и бабку не ко времени прогнали, и чернец надулся, обиду затаил. Чего доброго накатает опять столичным воронам жалобу на него.

– Любава! – позвал ключницу, стоя в светлице. – Любава! Где тя носит с ранья?

Жену и двух дочерей на выданье оставил в Переяславе, в приграничных областях неоткуда было женихам взяться, а так, может, чего и сладится. Его Добрава женщина с характером, дом и дворню держала железной рукой, без нее распустился народец, страх потерял.