Читать книгу "Цирцея - Мадлен Миллер"

Это великая цепь страха, думала я. Наверху Зевс, мой отец – следующий. Потом братья, сестры и дети Зевса, затем мои дядья, а дальше божества всякого старшинства – речные боги и владыки морей, эринии, ветры, грации и, наконец, в самом низу, – мы, нимфы и смертные, – наблюдаем друг за другом.

Пальцы Ээта сомкнулись на моей руке.

– Ничего в них нет интересного, правда? Идем, я нашел олимпийцев.

Я шла за ним, а внутри пульсировала кровь. Никогда еще не доводилось мне их видеть – божеств, что правят с небесных тронов. Ээт подвел меня к окну, выходившему в залитый ослепительным солнцем внутренний двор. Они стояли там. Аполлон – властитель лиры и сверкающего лука. Его сестра-близнец, лунная богиня Артемида, безжалостная охотница. Гефест, бог-кузнец, изготовивший цепи, что намертво сковали Прометея. Угрюмый Посейдон, чей трезубец повелевает волнами, и Деметра, госпожа изобилия, целый мир питающая своими урожаями. Я смотрела во все глаза, как плавно они движутся, будто облитые силой. Перед ними, казалось, сам воздух расступался.

– Видишь Афину? – прошептала я.

Всегда мне нравились истории о сероокой воительнице, богине мудрости, чья мысль стремительней удара молнии. Но Афина не явилась. Может, предположил Ээт, она слишком горда, чтобы якшаться с приземленными титанами. Или слишком мудра, чтобы затеряться в толпе поздравляющих. А может, она все же здесь, просто невидима, даже для богов. Афина в числе самых могущественных олимпийцев и способна стать невидимой, чтобы наблюдать за потоками силы и слушать наши тайны.

При мысли об этом у меня мурашки побежали по затылку.

– Думаешь, она и сейчас нас слышит?

– Глупости. Ей великие боги интересны. Смотри, Минос идет.

Минос, царь Крита, сын Зевса и смертной женщины. Таких, как он, называли “полубоги” – смертные, освященные, однако, божественным происхождением. Минос возвышался над своими советниками – волосы густые, как непролазная чаща, грудь широкая, как корабельная палуба. Темный блеск его глаз под золотой короной напомнил мне обсидиановые стены в отцовском дворце. Но, положив руку на изящное предплечье моей сестры, Минос вдруг сделался похожим на зимнее дерево – невзрачным и ссохшимся. По-моему, он это понял и помрачнел, отчего Пасифая заблистала еще ярче. Здесь она будет счастливой, подумала я. Или исключительной, что для нее одно и то же.

– Смотри, – сказал Ээт, наклонившись к моему уху. – Вон туда.

Он указывал на смертного – мужчину, которого я раньше не заметила, державшегося независимее остальных. Молодой, обрит наголо, по-египетски, лицо спокойных очертаний. Он мне понравился. Его ясные глаза не были затуманены вином, как у прочих.

– Он не может не понравиться, – сказал Ээт. – Это Дедал. В мире смертных он диво, искусный мастер, почти что богу равный. Когда сам стану царем, тоже окружу себя такими жемчужинами.

– Правда? И когда ты станешь царем?

– Скоро. Отец жалует мне царство.

Я подумала, он шутит.

– А можно мне в нем жить?

– Нельзя, – ответил Ээт. – Оно мое. А ты должна обрести свое.

Ээт держал меня под руку, как обычно, но внезапно все изменилось – он говорил со свободным размахом, будто мы два существа, привязанные к разным веревочкам, а не друг к другу.

– Когда? – прохрипела я.

– После свадьбы. Отец хочет сразу меня отвезти.

Сказал об этом как о чем-то несущественном. А я почувствовала, что каменею. Вцепилась в него и начала:

– Почему же ты мне ничего не сказал? Ты не можешь меня оставить. Что я стану делать? Не представляешь, каково было прежде…

Он стянул мои руки со своей шеи:

– Ни к чему устраивать сцену. Ты знала, что так будет. Не всю же жизнь мне гнить под землей, не имея ничего своего.

А как же я, хотелось спросить. Мне, значит, гнить?

Но он уже отвернулся и говорил с кем-то из дядьев, а едва супружеская чета удалилась в спальню, взошел на отцовскую колесницу. И исчез в золотом вихре.

* * *

Вскоре ушел и Перс. Никто не удивился – без Пасифаи дворец для него опустел. Он сказал, что отправляется на восток, жить с персами. Их называют как меня – таково было его бессмысленное объяснение. А еще я слышал, они умеют вызывать сущности, именуемые демонами, и хочу на них посмотреть.

Отец нахмурился. Он невзлюбил Перса еще с тех пор, как тот высмеял его в разговоре о Миносе.

– С чего это у них демонов больше, чем у нас?

Перс не стал утруждать себя ответом. Помощь отца, чтобы переправиться по воздуху, ему не требовалась – он уходил водными путями. Хоть не придется больше слушать твой голос – вот что сказал мне Перс на прощание.

Всего за несколько дней жизнь моя отмоталась назад. Отец разъезжал на колеснице, мать нежилась на берегах реки Океана, а я снова стала ребенком и ждала их. Сидела в пустынных залах, и в горле саднило от одиночества, а когда больше не могла этого выносить, убегала на наш с Ээтом пустынный берег. Там находила камни, которых касались пальцы Ээта. Бродила по песку, который рыхлили его ноги. Конечно, он не мог остаться. Он был богом, сыном Гелиоса, ярким, блистательным, обладал умом и правом голоса и мог рассчитывать на трон. А я?

С какими глазами Ээт слушал мои мольбы, я помнила. И, хорошо его зная, могла прочесть этот взгляд, обращенный ко мне. Повод недостаточно серьезный.

Сидя на камнях, я вспоминала истории о нимфах, которые плакали до тех пор, пока не обращались в камни или крикливых птиц, в бессловесных зверей или стройные деревья, – и мысли их навечно покрывались корой. А я и этого не могла, похоже. Замкнутая в своей судьбе, как в гранитных стенах. Надо было поговорить с теми смертными. Попросить кого-нибудь на мне жениться. Я ведь дочь Гелиоса, один из этих потрепанных мужчин непременно меня взял бы. Всё лучше, чем так.

Тут-то и появилась лодка.

Глава четвертая

Корабли я видела на картинах, знала о них по рассказам. Золотыми, громадными, будто морские чудовища, изображались они, с резными поручнями из рога и слоновой кости. Ухмылявшиеся дельфины влекли их за собой или направляла команда из полусотни черноволосых нереид, среброликих, как луна.

У этого мачта была толщиной с деревце. Парус рваный, перекошенный, борта в заплатках. Помню, сердце подскочило к горлу, когда рыбак поднял голову. Его загорелое лицо блестело на солнце. Смертный.

Люди расселялись по земле. С тех пор как мой брат отыскал для наших игр этот пустынный уголок суши, прошли годы. Спрятавшись за выступом скалы, я наблюдала, как человек правит лодкой, огибает камни, тянет сети. Он был совсем не похож на холеных придворных Миноса. Волосы длинные, черные, слипшиеся от соленых брызг. Одежда изношена, шея в струпьях. На руках я увидела шрамы, оставленные рыбьей чешуей. Неземной грациозностью он не отличался, зато двигался решительно и четко – так прочный корпус корабля рассекает волны.