Читать книгу "Пламя Магдебурга - Алекс Брандт"

– Я уже разговаривал с пастором, – сказал он.

– И что он ответил? – спросил бургомистр вяло.

– Ровным счетом ничего. Стал отводить глаза в сторону, бубнить что-то о милосердии и соблюдении заповедей – все как всегда. Ты же знаешь, священники не любят отвечать на вопросы прямо.

– Пусть так. Меня это не касается.

– Думаешь, тебе одному тяжело сейчас?! – зло прищурился казначей. – В тот день погибла не только твоя жена, Карл. У Лимбаха убили сына, Гейнц Нойманн потерял младшего брата, у Хоссеров сгорел дом. Две дюжины человек, убитых и раненых, – неужели ты не можешь хоть на секунду задуматься и об их судьбе тоже?

Но бургомистр только покачал головой:

– Я не могу ничего сделать. Я не хочу ничего делать. Уходи.

Поняв, что продолжать разговор бессмысленно, казначей поднялся с кресла и направился к двери.

– Напряги свою память, Карл, и вспомни, почему тебя избрали бургомистром, – не оборачиваясь, сказал он. – Тогда, двадцать лет назад, после смерти Йорга Грёневальда. Были люди, которые подходили на это место ничуть не хуже, чем ты. Припоминаешь? Цех хотел, чтобы новым бургомистром сделался Ганс Траубе, тогдашний их старшина, а семьи Майнау и Эшер выдвигали вперед Макса Хагендорфа. Но никто из них не мог набрать положенного числа голосов. Тогда Курт Грёневальд предложил избрать бургомистром тебя. И это устроило всех! Знаешь, почему так случилось? Никто не боялся тебя, все верили в твою честность. Цеховым мастерам не нужно было опасаться, что ты урежешь их привилегии, тогда как все остальные знали, что ты не дашь свечникам больше, чем у них уже есть. Люди знали, что в любой ситуации ты всегда сможешь отыскать золотую середину. Все эти двадцать лет ты был хорошим бургомистром для Кленхейма, Карл. Будь им и сейчас.

* * *

За две недели Маркус и его люди доставили в Кленхейм несколько мешков с зерном, полсотни талеров серебряной и медной монетой, а еще муку, солонину, оружие, пятерых лошадей и несколько бочонков с пивом.

Вся добыча – за исключением оружия и доспехов – делилась между кленхеймскими семьями поровну, но тем, у кого были маленькие дети, полагалось чуть больше. Лошадей забивали на мясо и варили на ратушной площади суп в огромных котлах; горожане выстраивались к этим котлам с глиняными мисками, чтобы получить свою порцию наваристого бульона со шматками конины. Хойзингер делал пометки в небольшой, переплетенной пергаментом книжечке, царапал грифелем бумагу, отмечая, кто и сколько получил. По его настоянию Хагендорф выделил двоих стражей с дубинками и короткими пиками, которые должны были следить на площади за порядком во время раздачи еды. Порядка, впрочем, никто не нарушал.

Маркус был очень доволен. Все шло так, как он и предполагал, так, как и было задумано. И дело не в горсти серебряных и медных монет и не в этих мешках с мукой, а в том, что он оказался прав. Прав! Теперь с его помощью Кленхейм сможет пережить тяжелые времена, сумеет избежать голода.

Они проводили у дороги дни напролет – покидали Кленхейм с рассветом и возвращались с наступлением темноты. Никто из них не был ранен за все это время. Неприятность случилась только однажды, когда пьяный ландскнехт выстрелил с двадцати шагов в Гюнтера Цинха и пуля оцарапала тому щеку. Что ж, пусть это будет лишним уроком для остальных.

Несколько раз им пришлось обагрить руки чужой кровью. Шесть трупов, раздетых донага, они свалили в яму и сожгли. Чеснок и Вильгельм Крёнер стреляли без промаха, да и остальные быстро набили руку. Но убийство все же было редкостью – в большинстве случаев было достаточно просто припугнуть, появиться из-за кустов с оружием, пригрозить немедленной смертью. Впрочем, со временем Маркус все чаще стал задумываться о том, что солдат не следует оставлять в живых. Разве кто-то сможет поручиться, размышлял он, что это глупое милосердие не обернется впоследствии огромным вредом? Солдаты, которых они отпустили, могут вернуться назад, прийти с подкреплением, отомстить за себя. Они без труда найдут поворот на дороге, найдут среди деревьев их лагерь, а после сумеют отыскать тропу через лес и оказаться у ворот Кленхейма.

Этого нельзя допустить. Они не имеют права щадить солдат, подвергая при этом риску свои собственные жизни и жизни других горожан. Благо Кленхейма, его безопасность должны быть для них превыше всего. Поэтому им следует изменить образ действий: теперь ни один солдат, попавший к ним в руки, не должен остаться в живых. Никто и никогда не должен узнать о том, что происходит здесь, на дороге.

Так решил Маркус. Но остальные – кто бы мог такое вообразить! – воспротивились его слову. Вильгельм Крёнер и Альфред Эшер сразу выразили свое несогласие, помянув при этом не только шестую заповедь, но и прежний их уговор. Прочие – промолчали. Петер смотрел в сторону, Чеснок мял травинку во рту, Гюнтер Цинх растерянно ковырял носком башмака землю.

– Поймите, – увещевал Маркус, – у нас нет другого выбора. Только так мы сумеем обезопасить наш город. Люди, с которыми мы имеем дело, не заслуживают жалости. Убивать их – то же самое, что убивать диких зверей, в этом нет преступления и греха. Подумайте также о том, как сильно облегчится наша задача. Прежде мы не решались нападать на обозы, зная, что многие могут пострадать в перестрелке с охраной. Но теперь мы сможем уничтожать солдат еще прежде, чем они нас заметят. В нашем распоряжении дюжина аркебуз, это значит – дюжина выстрелов. Не каждый выстрел попадет в цель? Плевать. Пятерых или шестерых мы уложим сразу. Тех, кто останется, – добьем после. Мы легко сможем уничтожать отряды по десять-двенадцать человек без всякой опасности для себя, без всякого риска!

Он долго говорил, старался убедить каждого. Тупые ослы, неженки, слюнтяи! Они не поддержали его, никто не встал на его сторону! Что ж, будущее покажет, на чьей стороне правда.

* * *

Они продолжали караулить у дороги, изнывая от жары, мечтая о прохладном дожде, который прольется на пересохшую землю. И вот наконец случилось долгожданное: небо потемнело, закурчавилась серая шерсть дождевых облаков, сильный ветер хлестнул с ожесточением по верхушкам деревьев, сбивая на землю вялые листья. С востока приближалась гроза.

Что делать? Оставаться у дороги или возвращаться назад, в Кленхейм? После долгих споров решили все же остаться: идти в город – потерять целый день. Под деревьями дождь не страшен. Главное – укрыть аркебузы мешковиной и буковыми ветвями, завернуть понадежнее порох, чтобы уберечь его от сырости. А людям сгодятся плащи.

Сидели, осторожно поглядывая вверх. Но дождь начался не сразу. Вначале потемнел лес, зашумел, нахмурился, и сухой, обеспокоенный, песчаный шелест пробежал по его ветвям. В свежем предгрозовом воздухе бешено завертелась пыль, низкие тучи подернулись лиловым и желтым. Стало холодно. И вот – капля воды тронула щеку. Следом за ней – другая, третья, и вот вздохнула земля, где-то далеко ударило в барабан, и в ту же секунду мириадами крохотных прозрачных подрагивающих нитей протянулся по небу дождь.

Лес ожил. Его нездоровая пыльная желтизна исчезла, и он умывался потоками воды, радовался им, каждой своей клеточкой, каждой порой впитывая влагу, разбрызгивая ее в стороны, хватая ее бесчисленными руками ветвей, и словно требовал: еще, еще! Еще!! Прозрачные светляки дождевых капель блестели на прорванной паутине, весело скатывались по цветочным стеблям, прыгали на выползшие из-под земли толстые змееподобные корни, со всего размаха разбивались о мшистые валуны. Но лес еще не насытился и пил дождевую воду, опрокидывал ее на себя, захлебывался и все не мог остановиться. Кроны деревьев светились теперь майской зеленью, всюду вилась водяная пыль, тонкие серебряные стволы берез прятались среди серых теней.