Читать книгу "Анна Герман. Сто воспоминаний о великой певице - Иван Ильичев"

В эту игру мы играли и в воскресный вечер летом 1943 года. Меня позвала бабушка, она как раз вскипятила самовар и приготовила лепёшки из кукурузы и картофельных очисток (учитывая голод тех лет, такое «блюдо» было для нас лакомством). Я хотела поскорее вернуться к игре, поэтому за столом я потянула к себе пиалу с чаем резким движением. Мой бог! Кипяток из пиалы вылился мне на грудь и живот! Бабушка стала скорее снимать с меня платьице и сняла его вместе с кожей… Мне было всего шесть лет, кожа была совсем нежная, от крутого кипятка она просто сварилась. Я два или три месяца лежала в кровати дома, не вставала и ждала, пока всё заживет. В эти дни и недели меня часто навещала Аня. Она меня всегда старалась чем-нибудь порадовать: то букетик цветов нарвет, то соберёт в саду опавшие зелёные яблочки – падалицы. Эти незрелые яблочки Аня собирала в свой маленький белый фартучек, отделанный кружевами, и приносила их мне. Она садилась на кровать, раскладывала яблоки, и мы подолгу играли ими, ведь кукол у нас не было… Я до сих пор помню её большие голубые глаза, полные сочувствия ко мне. Она была очень душевной и доброй.

Времена, когда Аня жила у нас в Орловке, были очень тяжёлыми. Дети были оторваны от родителей. Мама Анны работала учительницей, это хоть как-то их поддерживало материально. В нашем же доме денег вообще не водилось, мы выживали только благодаря тому, что сами выращивали на огороде. На зиму моя бабушка варила «свекольный мёд» – род патоки. Других «десертов» мы не знали.

Будучи немцами, мы обязаны были подчиняться особым законам того времени: ежемесячно каждый человек старше 15 лет обязан был отмечаться в комендатуре. Контроль за нами был очень жёсткий. До сих пор помню коменданта, у которого на учёте были наши семьи, по фамилии Ефименко. Он был ранен в самом начале войны, получив тяжёлую травму лица и лишившись подбородка, всё это, и его характер в придачу, производило ужасающее впечатление.

Помню ещё один «забавный» случай. Это было летом 1943 года. Моя бабушка где-то раздобыла месячных цыплят. Тогда это было трудно – кругом голод, а тут – целая стайка цыплят! На ночь бабушка прятала их в сарае.

Однажды Тамара, Аня и я построили в саду домик из кирпичей кизяка. Днём мы там играли, а на ночь Тамара предложила устроить в «новом доме» цыплят. Идея нам понравилась. Потихоньку мы пошли в сарай, собрали там уже спящих цыплят, перенесли в наш домик, кизяками закрыли окна и двери и довольные и счастливые пошли спать.

Утром меня разбудила бабушка, вытащив за волосы из постели. Страшная картина мне представилась: раскиданный кизяк, кругом перья и разорванные цыплята… Какая-то собака всё разорила!

После этого Тамаре запретили приходить к нам, а с Аней мы продолжали дружить.

Вспоминая сейчас детскую дружбу с Аней, передо мной в памяти встаёт наша Орловка – с высокими тополями вдоль центральной улицы, с арыком, в котором собирались воды многочисленных родников, этой водой мы поливали огороды, иначе в том климате ничего не могло бы расти.

Вижу отцовский дом, а рядом – «учительский» дом. Вижу часто меняющиеся лица учителей орловской школы (я училась в ней с 1944 по 1948 годы). Вижу испуганные лица моих двоюродных братьев и сестёр, печальное личико моей маленькой сестренки, которых на долгие годы оторвали от родителей. Не все они вернулись к своим семьям…

Вижу скамью возле дувала у нашего дома, на которой вечерами сидели Ирма Мартенс, моя тётя Роза и соседка Ирмы Фрида Келлерман. Иногда они тихонько пели немецкие песни.

Слышу наши разговоры с Аней: мы легко болтали и по-киргизски, и по-немецки, и по-русски. Слышу, как Аня покашливала: она часто простужалась, те зимы были холодными, а обогреться было особенно нечем. С теплотой вспоминаю доброго доктора-карачаевца Байрамукова и фельдшерицу Свиридову, которые вылечили меня тогда от ожога (без лекарств, отварами трав) и которые лечили и Аню.

Школу я вспоминаю совсем особо, ведь после 10-го класса я стала учительницей, потом училась заочно и проработала в этой школе 37 лет, до самого отъезда в Германию.

Тогда я не знала, что эта белокурая добрая девочка станет величайшей в мире певицей. Пела ли она в те трудные годы? Возможно, что да. О том, что та Аня из Орловки и певица Анна Герман – это один и тот же человек, я узнала позже, когда моя подружка детства стала известной. Мы знали, что эта семья уехала из Орловки в Джамбул в 1944 году, и именно тогда мы потеряли связь. Слава богу, семье Анны удалось выехать в Польшу, где для неё открылась возможность стать певицей.

Пятая графа в паспорте, говорящая о нашем немецком происхождении, сыграла не только для нашей, а для сотен тысяч немецких семей роковую роль.

В марте 1948 года нас посадили в товарные вагоны и повезли далеко на север Урала – в Карпинск, где поселили в бараках и позволили воссоединиться с нашим отцом, который все годы там находился в трудовой армии. По сути дела, это был лагерь. Из 29 молодых мужчин, привезённых в Карпинск из Орловки, выжило только семь человек. Карпинск был разделен на три зоны: в первой содержались немецкие военнопленные, во второй – советские люди, попавшие в немецкий плен и объявленные «врагами народа», «предателями», в третьей жили такие, как мой отец, – мобилизованные в трудовую армию. Это было настоящее выживание. Люди десятками умирали от голода и болезней.

Наша семья прожила в Карпинске два года, пока нам не разрешили вернуться в Орловку.

Эти воспоминания – страшная страница жизни сотен немецких семей… Умерших сбрасывали в овраг, зимой присыпали снегом, а весной приезжал бульдозер и сравнивал это место с землёй… Не только в Карпинске, а по всему СССР таким бесчеловечным способом уничтожали сотни тысяч ни в чём не повинных людей.

Я вспоминаю это лишь для того, чтобы описать время и условия существования таких семей, как семья Анны Герман в СССР в годы войны. Бог не дал погибнуть Ане, её маме и бабушке. Они спаслись. Благодаря этому мир узнал такую великую певицу, как Анна Герман.

P.S.

Уважаемый господин Ильичёв!

Как я вам обещала, я обзвонила многих моих односельчан, всех спрашивала, не помнят ли они учительницу Ирму Давидовну и её семью. Прошло много лет. Большинство живших тогда в Орловке людей уже ушли в мир иной. Остались люди, которым в 1942–1944 годах было по 11–12 лет. Вот их я и разыскивала. И вот что узнала:

1. На Украине живет Гертруда Келлерман, дочь бывшего директора нашей школы Петра Петровича Келлерман, которого забрали на трудовой фронт 12 марта 1942 года. Возможно, это он принимал на работу Ирму Давидовну Мартенс. После этой даты его жену с дочкой переселили из директорской квартиры в маленькую комнатку в «учительском доме».

Гертруда родилась в 1934 году. Она, конечно же, помнит семью Мартенс и девочку, которую все в доме называли Антье (Antje). Ирма Давидовна была её, Гертруды, учительницей в первом классе. Гертруда говорит, что Анна всегда пела и у неё был удивительно красивый голос. Гертруда вспоминала, как Аня пела на ёлке в школе и на празднике Первого звонка и как все ей хлопали.