Читать книгу "Леопард из Батиньоля - Клод Изнер"

— Мамочки мои! Правда, котеночек? Что ж ты мне сразу не сказал?

— Мы приберегли эту новость, чтобы сказать именно сейчас, — буркнул Жозеф.

— Ах, ну до чего расчудесный год получается, — расплылась в улыбке Эфросинья, — нынешний-то, девяносто третий: свадьба месье Виктора и мадемуазель Таша, ваша свадьба, детки мои, да еще и новый роман-фельетон! За это непременно нужно выпить! Прямо голова закружилась! Ой, и тошнит меня что-то — это, наверно, от скорости.

Пока Таша и Джина поздравляли Айрис и Жозефа с грядущей свадьбой, Эфросинья извлекала на свет провиант. Купе тотчас наполнилось запахом чесночной колбасы. Забулькало красное вино, и вскоре зазвенели бокалы.

Жозеф, которого так и подмывало поделиться с дамами подробностями расследования, не попавшими в прессу, подавил это отчаянное желание, впившись зубами в толстенный бутерброд, сооруженный для него матушкой. А когда прожевал и проглотил последний кусок, в его голове уже сложился план новой книги. Она будет называться «Букет дьявола», и речь в ней пойдет о преступлениях некоего директора театра, пристрастившегося убивать молоденьких актрис с помощью отравленных цветов… Жозеф не замедлил изложить замысел дамам.

Джина не слушала. Проплывавший перед глазами пейзаж казался фантастической панорамой, написанной маслом на холсте, и реальным на этом фоне было лишь странное смятение, которое вызвал в ее душе Кэндзи Мори. Воспоминания о нем будут преследовать ее все три недели на курорте… К действительности художницу вернул только громоподобный глас Эфросиньи:

— А скажи-ка, котеночек, — с вашего позволения, милые девушки, — вот когда ты станешь зятем господам Легри и Мори, ты ведь не будешь обращаться к ним «патрон» да «патрон», надеюсь? Что до меня, одно могу сказать точно: я найму домработницу!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Лето было знойное, виноград уродился в изобилии, забастовки и волнения вспыхивали не переставая, сюрпризы весьма впечатляли. Вот и осенью подоспела новость из-за границы: «9 сентября новозеландский сенат издал указ о предоставлении женщинам избирательного права». Француженкам предстояло дожидаться того же от своих властей еще полвека.

«Год 1893-й оставил по себе не слишком приятные воспоминания», — читаем в рождественском выпуске «Монд иллюстре».

И то верно, 9 декабря 32-летний Огюст Вайян взорвал в Национальном собрании бомбу, начиненную гвоздями. Осколками был легко ранен один депутат от департамента Нор — аббат Лемир. Председатель Шарль Дюпюи, крикнувший: «Господа, заседание продолжается!» — стал героем исторического анекдота.

Огюст Вайян, подкидыш, вырос в нищете. Отправился на поиски лучшей доли в Аргентину, но там ему пришлось совсем туго, хуже чем во Франции, и он вернулся на родину. Молодому человеку ничего не оставалось, как посвятить свою жизнь идее. «Я спокойно гляжу в лицо смерти, ведь смерть — последнее прибежище для всех, кто утратил иллюзии. Прошу судьбу лишь об одном: чтобы взрыв разметал мое тело на мелкие частицы и они пролились дождем на человечество, сея повсюду вирус анархии»,[121]— писал он.

Вечером после теракта известные писатели собрались на банкет, устроенный литературным журналом «Плюм». Эмиль Золя сказал: «Нечему удивляться, мы вступаем в эру величайших социальных потрясений. <…> Смутные времена дышат безумием, и слепы те, кто не прозревает значения событий, не видит, как История придает смысл всему, даже этому безумию. Бомба Равашоля[122]канула во тьму, бомба Вайяна рванула в ослепительном свете».

Много позднее выяснится, что Огюст Вайян скорее всего был марионеткой Сюрте. Андре Сальмон, автор «Черного террора», пишет, что полиция знала о намерении Вайяна заняться бомбометанием 9 декабря в Бурбонском дворце, поскольку «именно на этот день террористу был выхлопотан пропуск. <…> Довольно высокопоставленные особы выбрали его как случайного человека, простого исполнителя <…> которого легко одурачить и который не прочь оказать услугу властям».

Этот теракт позволил стремительно терявшему доверие правительству обрести поддержку большинства. Законы 1881 года о свободе прессы претерпели изменения. Начиная с 12 декабря палата депутатов голосует во все тяжкие, принимается первый закон (443 голоса за, 63 против) из тех, что левое крыло назовет «злодейскими». Отныне власти вольны закрывать журналы и газеты, осуществлять жесткую цензуру, упразднять организации и запрещать собрания.

Следствие по делу Вайяна провели на скорую руку, процесс закончился вынесением смертного приговора. На заседании суда 10 января 1894 года обвиняемый заявил: «Если бы целью моей было убийство, я начинил бы бомбу пулями, а не гвоздями. <…> Мне довольно уже того, что я ранил современное общество, проклятое общество, где люди без пользы растрачивают суммы, на какие можно прокормить тысячи семей; подлое общество, где все социальные блага находятся в распоряжении кучки богачей».

Смертный приговор Вайяну вызвал протесты немалой части общественности и прессы. Дело было беспрецедентное: на казнь осужден человек, который никого не убил и никому не нанес серьезных увечий. Но петиция в его поддержку, ходившая в палате депутатов, собрала всего пятьдесят восемь подписей. Президент Французской Республики Сади Карно безропотно принял отказ комиссии помилований.

На рассвете 5 февраля 1894 года Огюст Вайян был гильотинирован на площади Рокет.

26 июля 1893 года во Франции учреждена Колониальная медаль.

3 октября подписан мирный договор с королем Сиама, положивший конец кровавому конфликту. Отныне левый берег Меконга принадлежит Франции — завоевание Лаоса, предпринятое в 1887 году, завершено.

В черной Африке после оккупации Верхнего Сенегала и Нигера генерал Доддс одерживает победу над королем Беханзеном и занимает Дагомею. Основана новая колония: Гвинея. Контакты между колонистами и местным населением складываются по принципу отношений «работодатель — служащий». Стихийно проводится расовая сегрегация. Традиционная структура общества — деревни, племена — разрушена, и ничего не сделано для того, чтобы заменить ее приемлемым для жизни укладом.

В Индийском океане Франция аннексирует Кергеленские острова. Мало кому из французов известно, где эти острова находятся. Французы понятия не имеют, что там очень холодно и нет никого, кроме буревестников, морских слонов и пингвинов. Далеко он, архипелаг Кергелен.

Малая Азия тоже далеко. В Малой Азии назревает большая бойня. Она скоро начнется, ее планомерно готовят введением серии дискриминационных законов, это прелюдия к кровавому варварству XX века. Кто во Франции тех лет слышал об Армении? Кому было дело до горной страны между Закавказьем и Иранским плато, где жили пять-шесть миллионов человек, почти все христиане — католики и григорианцы? В 1878 году на Берлинском конгрессе Армению разделили на турецкую (Эрзерум, Трапезунд, Ван, Битлис) и российскую (Ереван, Карс). Как это бывает во всех колониях, патриоты сплотились для подготовки восстания; в той части Армении, что отошла России, началась борьба за создание самостоятельного государства. Император Александр III задушил это движение в зародыше — оппозиционеры были высланы в Сибирь, армянские церкви и школы закрыты, силой насаждалось православие.