Читать книгу "Жало белого города - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури"

– У меня виды были получше: помимо площади, я любовался еще и твоей спиной, – улыбнулся я, положив голову ей на плечо.

– Светает. – Она кивнула на окно, как будто это не было очевидно.

– Время зари.

– Ты не пригласишь меня к себе?

Все, конец чарам.

– Если ты настаиваешь, я тебе уступлю, но я бы предпочел, чтобы ты этого не делала, – ответил я немного раздраженно, ослабляя объятия. Зачем лгать?

– Хорошо, – сказала она равнодушно, словно ответ был ей не важен. Поправила штаны, спортивный лифчик, майку и толстовку. Меня она словно не замечала.

Не обернувшись, накинула капюшон и вышла на улицы утренней Витории. Чуть пригнула голову и побежала, как настоящий бегун, который не отказывается от своих привычек даже во время праздников.

Она захлопнула дверь у меня перед носом, и шум отдавался долгим эхом, а я смотрел в пустоту, стоя в темном подъезде в спущенных до колен штанах.

«Ты идиот, Унаи», – сказал я себе.

Поднялся по лестнице до третьего этажа, открыл дверь и осмотрелся. Как мог я приглашать ее к себе? Разве можно показывать кому-то, как выглядит моя жизнь на самом – деле?

«А как она выглядит, Унаи?» – спросил я себя впервые за долгое время.

Только сейчас я понял, как сильно вымотался.

И что прежнюю страницу так и не перевернул.

Повсюду фотографии Паулы, заключенные в рамки. Фотографии Паулы в коридоре, на подставке для телевизора, на столике справа от кровати… Я уселся на матрас и взял одну из них. Снимок УЗИ моих детей. Изображение цвета сепии, на котором можно было различить нос, точно такой, как у меня, губы такие же, как у Паулы, ручки, которые должны были после родов схватить меня за палец…

Я чувствовал себя ужасно: грязный, потный, пахнущий быстрым трахом и нашими общими соками. Залез в душ и только сейчас это понял. Прошлое никуда не делось, Герман был прав. Я себя обманывал. Вышел из душевой кабины мокрый, в ошметках пены, даже не вспомнив о полотенце; вернулся в гостиную и впервые увидел свой дом чужими глазами: это было святилище. Святилище, посвященное Пауле и моим детям.

В ужасе я повалился на диван, намочив обивку. Впервые взглянул на свою квартиру, где, как мне казалось, успешно выздоровел, опытным глазом профессионального психолога.

Я выстроил свой собственный wonderwall, свою собственную стену, где мог предаваться воспоминаниям в уверенности, что Паула и дети по-прежнему где-то рядом.

Я не из тех, кто легко поддается приступам ярости и швыряет вещи, особенно если заплатил за эти вещи благодаря опасной работе с надбавкой за постоянный риск, хотя признаюсь, что едва не стал одним из маньяков-разрушителей. И все-таки я понимал: семья, которая когда-то у меня была, такого не заслуживает.

Сдерживая ярость и слезы, я вытащил из-под кровати пустую коробку и сложил в нее все фотографии из прошлой жизни. Надо продолжать жить. Пересечь эту черту. Позволить прошлому стать прошлым. Дать им уйти.

Я нашел толстый маркер, заклеил коробку и надписал: «Паула и дети». Побрился, еще раз сполоснулся в душе, оделся, позавтракал и спустился на парковку. Коробку с фотографиями я поставил в багажник «Аутлендера». Пусть собирает пыль на чердаке дедушкиного дома в Вильяверде.

В офис в Лакуа я явился в собачьем настроении, вялый и мрачный, не желая никого видеть и ни с кем говорить. Поднялся прямиком в свой кабинет и принялся заполнять старые отчеты.

В дверях показалась длинная рыжая челка Эстибалис. Затем вошла она сама – тихонько, явно намереваясь прощупать почву. Мигом заметила, что на плечи мне давит еще один груз, не только различие в наших мнениях насчет ее брата.

Подошла ко мне, пристально посмотрела в глаза. Думаю, она знала меня достаточно хорошо, чтобы сообразить, что не стоит подбрасывать дрова в огонь.

– Ты слышал про Тасио?

– А что я должен был слышать про Тасио?

– Он выходит из тюрьмы через пять минут. Там уже все наши телеканалы, не говоря о европейских и американских. Если не ошибаюсь, прибыли даже двое журналистов из Южной Африки.

– Шутишь?

– Слушай, не знаю, какая муха тебя сегодня укусила, но скоро мы его увидим, и тебе станет легче, – сказала Эсти, тесня меня задницей и наклоняясь к компьютеру, чтобы установить связь. – Итак, наш герой через двадцать лет. На этот раз не тебе одному выпала честь его увидеть. Все замерли в ожидании. Еще бы, двадцать лет прошло!

– Если б ты знала… – с неохотой отозвался я.

Мы уставились в экран, где шла трансляция национального канала. В прямом эфире можно было видеть вход в тюрьму, перед которым скопилось столько камер и микрофонов, принадлежавших журналистам со всего мира, а заодно и частных лиц, вооруженных плакатами, требующими его головы, что между ними едва просматривался проход для заключенного.

Тасио, как всегда, держался над ситуацией и превзошел все ожидания.

За белыми микроавтобусами Си-эн-эн и «Би-би-си ньюс» появился черный лимузин длиной в несколько метров с затемненными окнами. В этот момент появился человек в капюшоне. Высокого роста, в дорогом костюме. Увидеть лицо не удавалось, потому что поверх него был накинут капюшон толстой куртки «Барбур»[49].

Послышались крики и свист тех, кто пытался преградить ему путь на свободу, но Тасио решительно продвигался вперед, расталкивая толпу локтями. Задняя дверца лимузина приоткрылась в тот самый момент, когда он поравнялся с машиной.

– Надо отметить, стиль у него есть, – нахмурившись, проговорила Эстибалис.

– Даже не представляешь, до какой степени, – ответил я, искоса посмотрев на нее. – А сейчас, Эсти, мне хотелось бы доделать этот отчет. Потом поговорим.

Она мигом все поняла и исчезла так же неслышно, как и появилась.

Мне не хотелось общаться с Эсти, по крайней мере в тот день, когда я решил наконец допросить ее брата Энеко, несмотря на то, что сложившаяся ситуация нисколько мне не нравилась.

Настал полдень, но обедать в центре мне не хотелось: я наспех перекусил в баре на бульваре Гастейс и наконец решил ей позвонить. Моей начальнице, а не Альбе. Лучше позвонить, чем идти в кабинет и видеть ее лицо.

Полюбовавшись пышными зелеными стенами дворца Европы, я достал из кармана телефон и набрал ее номер.

– Ты одна?

– Нет, инспектор Айяла, но поговорить могу, – невозмутимо ответила она. – Докладывайте, что случилось. Надеюсь, что-то существенное.

– У нас есть подозреваемый. – Я постарался сосредоточиться исключительно на рабочих моментах. – Его назвал сам Тасио Ортис де Сарате, прежде чем выйти из тюрьмы.