Читать книгу "Рок семьи Романовых. "Мы не хотим и не можем бежать..." - Хелен Раппапорт"

Несомненно, самым постыдным эпизодом во всей этой трагической истории было то, как правительство Ленина водило за нос короля Испании Альфонсо. В начале августа стало известно о его отчаянных попытках помочь семье царя. В испанских газетах появились сообщения, что Министерство иностранных дел Испании начало переговоры о том, чтобы «привезти вдову и дочерей бывшего царя в Испанию»10.

На протяжении всего этого периода горя и неопределенности король Альфонсо, внимательно отслеживая ситуацию с Романовыми с момента отречения Николая в марте 1917 года, поддерживал тесные контакты с Викторией Милфорд-Хейвен. Царица Александра приходилось двоюродной сестрой жене Альфонсо Эне и родной сестрой Виктории Милфорд-Хейвен, и обе они были очень обеспокоены и ее судьбой, и судьбой детей Романовых. 31 июля Министерство иностранных дел Испании направило инструкции Фернандо Гомесу Контрерасу – своему атташе по коммерческим делам в Петрограде и единственному дипломатическому представителю Испании в России. Он при первой же возможности должен был поставить в известность советское правительство о том, что король Альфонсо из глубокого чувства человеколюбия хочет предложить убежище «овдовевшей императрице и ее сыну», но он никоим образом не собирается вмешиваться во внутренние дела России11. В следующей телеграмме уточнялось, что это предложение относится к вдовствующей императрице, вдове и всем детям. 3 августа Times запустила в Англии пришедший из Испании слух о предполагаемом «вывозе в Испанию вдовы и дочерей бывшего царя» благодаря «усилиям» короля Альфонсо. Три дня спустя эта же газета сообщила другой слух, якобы ходящий «в политических кругах в Москве», что хотя «бывшая царица невредима», правительство намерено «предать ее революционному суду из-за ее отношений с Распутиным»12.

3 августа Альфонсо послал телеграмму Виктории Милфорд-Хейвен, в которой подтвердил, что начал переговоры:

«с тем, чтобы спасти императрицу и девушек, поскольку цесаревич, похоже, уже мертв. Мое предложение состоит в том, чтобы перевезти их в нейтральную страну или оставить их здесь под мое честное слово вплоть до конца войны. Надеюсь, остальные монархи мне помогут. Я буду сообщать Вам все новости, которые узнаю. Всегда Ваш, Альфонсо»13.

Он также написал в Лондон великой княгине Марии Георгиевне, которая недавно попросила его вступиться за ее собственного мужа. Заключенный в петроградской Шпалерной тюрьме, великий князь Георгий Михайлович получал очень мало еды, был болен и нуждался в медицинской помощи14. Альфонсо написал ей, что собирается делать дипломатические представления по поводу всех своих родственников-Романовых, но «было бы крайне важно, чтобы по этому вопросу мне телеграфировал Король Англии, чтобы придать веса моему ходатайству, добиться удовлетворения которого будет отнюдь не легко»15. Альфонсо было совершенно необходимо заручиться поддержкой короля Британии, и одновременно он послал телеграмму Георгу, спрашивая: «Могу ли я рассчитывать на Ваше одобрение?»16 Королеве Марии – которая сама телеграфировала Альфонсо о беде великой княгини Марии Георгиевны – совсем не хотелось беспокоить своего мужа, пока он ездил к британской армии во Франции, но поскольку Альфонсо явно не хотел действовать только по своей собственной инициативе, она обсудила этот вопрос с чиновниками из Министерства иностранных дел17. Изо всех сил стараясь не нарушать протокола, Мария желала «соблюдать предельную осторожность, чтобы не скомпрометировать ни себя саму, ни нашего короля». Она обсудила с Бальфуром проект ответной телеграммы, но он был отвергнут в пользу самого пустого из возможных ответов: «Георг в отъезде», к которому было добавлено, что ее короткая телеграмма Альфонсо, подтверждающая этот факт, была послана «с ведома Министерства иностранных дел»18.

Британская королевская семья даже в этом прозаическом обмене телеграммами продемонстрировала настолько маниакальную приверженность протоколу, такую одержимость соблюдением всех процедур, что само предположение о том, что она могла бы ради спасения своих близких родственников хотя бы на каком-то этапе всей этой истории пойти наперекор государственным чинушам, кажется практически невероятным.

Виктория Милфорд-Хейвен была уже доведена до такого отчаяния, что даже подумывала обратиться к жене Ленина, Надежде Крупской, как женщина к женщине19. 10 августа она написала королю Георгу о том, что Альфонсо необходима сплоченная поддержка всей семьи. Она была уверена, что он «охотно и с готовностью» поможет, но «любые шаги, направленные на то, чтобы вывезти бедную Аликс и девочек из страны, должны быть предприняты быстро», иначе охраняющие их «фанатичные революционеры… смогут сделать со своими пленницами все, что им заблагорассудится». Но Виктория была уверена, что Элла не захочет оставить свою богоугодную деятельность в России, которой она посвятила свою жизнь20.

Виктория была права и в том и в другом, но, как это ни прискорбно, было уже слишком поздно.

Все еще не зная правды, Альфонсо осаждал кайзера Вильгельма, прося его посодействовать спасению «несчастной семьи» Николая и эвакуацию ее в какую-нибудь нейтральную страну на время войны21. Пока что немцы были, похоже, столь же уверены, как и испанцы, что Александра и дети живы. Правительство Ленина не делало ничего, чтобы избавить кого-либо из них от этой иллюзии, более того, оно умышленно подыгрывало и им, и всем остальным западным правительствам. Однако в кругах германской аристократии нарастало недовольство тем, что Германия вынуждена вести псевдодружеские переговоры с правительством Ленина. Принцесса Ловенштайн была в ужасе от того, что немецкая консервативная пресса преуменьшала значение злодейского убийства царя, «поскольку его убили наши близкие друзья-большевики. Как мне отвратительна наша дружба с этими свиньями! Когда-нибудь мы с ними поквитаемся!»22

Пока что короли и правительства стран Европы с удовольствием уступили Альфонсо инициативу, получая от него телеграммы, которые из Мадрида летели в Берлин, Вену, Осло, Париж, Рим, Гаагу, Лондон и Копенгаген. Получив их поддержку, писал им Альфонсо, он «усилит свою позицию… в деле, которое не может иметь никакого политического значения, а только гуманитарное». В ответ он получал благосклонные послания от королевы Нидерландов Вильгельмины (которая дала указание своему послу в Петрограде оказывать помощь любым переговорам испанцев с советским режимом), от Хокона, от кайзера23. Поскольку король Георг все еще находился за пределами страны, Лондон телеграфировал Альфонсо, что «правительство Его Величества глубоко признательно Королю Испании за его чувства и искренне надеется, что он добьется поставленной цели»24. Даже принц Хайме де Бурбон, карлистский претендент на испанский трон, внес свою лепту, телеграфировав: «Надеюсь на быстрый результат и спасение несчастной семьи российского Императора»25. Но в глубине души испанцы почти не надеялись на то, что поддержка Британии выльется в предоставление ею убежища бывшей царице. Испанский посол в Лондоне Альфонсо Мерри дель Валь полагал, что британский двор волнует только благополучие вдовствующей императрицы и что он посмотрит более благосклонно на любые усилия по освобождению Александры, только если переговоры насчет нее будут включать в себя также и освобождение сестры королевы-матери, Дагмар (Марии Федоровны). В Англии все еще очень враждебно относились к Александре, отметил он в своем письме премьер-министру Испании: