Читать книгу "Радость, гадость и обед - Хел Херцог"

В. С.: Согласен. А теперь представь, что ты начитался книг, написанных интеллектуалами из среды борцов за права животных. Прочитанное убедило тебя в том, что с точки зрения морали спесиецизм ничем не отличается от расизма и что мучения обезьяны в лаборатории с моральной точки зрения совершенно эквиваленты страданиям человеческого ребенка. Еще ты знаешь, что в США ученые используют для опытов 60 тысяч обезьян в год. И ты согласен с Джерри Влазеком из Фронта освобождения животных, говорящим, что достаточно будет убить одного-двух исследователей, чтобы опыты прекратились.

А теперь ответь на такой вопрос. Имеет ли такой добрый и храбрый человек, как ты, право поджечь дом ученого, подсадившего обезьян на кокаин затем, чтобы изучить связанные с зависимостью химические процессы мозга?

Хел: Нет, это противозаконно.

В. С.: Но в нацистской Германии убийство тоже было противозаконно, однако ты ведь его одобрил.

Хел: Но ведь это было совсем другое.

В. С.: Почему?

Хел: Потому что одно дело — держать в лаборатории обезьян и да же убивать их ради науки, и совсем другое — убивать евреев в концлагере.

В. С.: Но если ты веришь в то, что с моральной точки зрения между человеком и обезьяной практически нет разницы, разве ты не оправдаешь действия тех, кто нападает на исследователей?

Хм… Кажется, В. С. загнал меня в угол. Но тут я хватаюсь за всплывшее в памяти воспоминание о слышанной когда-то лекции по этической теории Иммануила Канта.

Хел: А вот и нет! Кант говорил, что в любой ситуации нужно вести себя так, как ты хотел бы, чтобы все вели себя. Я бы не хотел жить в мире, где любой повернутый на этике крестоносец с ружьем имел бы право стрелять в людей, которые угрожают его любимому коньку — реликтовым лесам, эмбрионам или лягушкам. В этом мире царил бы хаос.

В. С.: Но ты же сам сказал, что подорвать барак с нацистами-охранниками в концлагере — можно. Так откуда ты знаешь, какие незаконные действия моральны, а какие нет?

Хел: ЗНАЮ, и все. Здравый смысл подсказывает!

В. С.: То есть ты считаешь, что, когда речь заходит об убийстве, полагаться нужно на собственный здравый смысл и этическую интуицию? А Кант с этим согласился бы?

Хел: Пошел вон, зараза!

В вопросах морали нельзя доверять голове… и сердцу

Мой внутренний судья задал вопрос, лежащий в основе всей человеческой морали, а не только этики взаимоотношений с животными. Откуда мы знаем, что нечто — правильно? За решением этической проблемы мы можем обратиться к двум источникам: к собственному уму и к собственному сердцу. Беда в том, что полагаться ни на один из этих источников нельзя.

Начнем с головы. Когнитивные психологи раз за разом демонстрируют нам, что человеческое мышление, говоря словами экономиста-бихевиориста Дэна Ариели, «предсказуемо иррационально». Исследователи выявили не одну дюжину предубеждений, которые исподволь влияют на наши мысли. Названия у них самые роскошные: эффект Лейк-Вобегон, оценка по себе, ошибка игрока, эффект Барнума, наивный реализм и так далее.

Сделанный Данейер вывод о том, что паук и человеческий ребенок обладают одинаковым морально-этическим статусом, является логичным и нелепым одновременно. На его примере можно понять, как абсолютно логический подход может довести нас до абсолютно извращенных этических стандартов; понять, что, даже когда мы используем логику, при принятии этического решения все может пойти наперекосяк. Мой друг-философ Роб Басс с этим не согласен. Он убежден в том, что, если вы будете верно использовать формальную дедуктивную логику и исходить из истинных предпосылок, вы всегда придете к верному выводу. Быть может, в теории все так. И все же психологи раз за разом доказывают, что способность людей к рациональному размышлению о вопросах морали бывает очень разной. Более того, существует масса доказательств практически полного отсутствия связи между степенью сложности этического мышления и реальным поведением человека.

Восприятие вопросов морали с излишней серьезностью заводит в ловушку даже таких первоклассных мыслителей, как Том Реган и Питер Сингер. Так, в своем примере со шлюпкой Реган говорит, что за борт отправится собака, а потом идет дальше и утверждает, что ради спасения одного человека допустимо выбросить за борт хоть миллион собак. И в то же время Реган считает, что нельзя использовать миллион мышей в биомедицинских экспериментах, результаты которых могли бы спасти миллионы человеческих детей.

Питера Сингера та же самая логика приводит к выводам, которые у большинства вызвали бы отторжение. В книге «Практическая этика» он демонстрирует логическое следствие утилитарианизма, утверждая, что допустимо подвергнуть эвтаназии неизлечимо больного ребенка в случае, если его мать впоследствии может родить здорового младенца. Кроме того, Сингер утверждает, что сексуальные контакты между животным и человеком не всегда вредны для человека и для зверя. Эти замечания, будучи вырваны из контекста, вызывали бурю протеста как со стороны прессы, так и со стороны защитников животных.

Следование холодной логике при принятии решений привело многих философов к выводам, согласно которым для биомедицинских экспериментов лучше использовать не обезьян, а детей-инвалидов, поджигатель может быть вполне почтенным агентом социальных перемен, а жизнь муравья и обезьяны имеют равную ценность с точки зрения морали. Вот что значит полагаться на голову, когда речь заходит о животных.

А как насчет сердца? Быть может, моральная интуиция успешнее логики разрешит моральные парадоксы, возникающие при общении с представителями других видов?

Увы, нет. Уж если на то пошло, в вопросах морали сердце ошибается еще чаще головы. Интуиция (и ее слуга, здравый смысл) подвержена влиянию тьмы разнообразных факторов, не имеющих никакого отношения к морали — ах, у этого животного такие большие глаза, оно такое маленькое, оно было символом нашей футбольной команды в университете, — а также зависит от эволюционной истории нашего вида. Моральная интуиция подсказывает моему другу Сэмми Хенсли, что его гончие вполне довольны жизнью на цепи у будки, а японскому рыбаку говорит, что дельфинов убивать можно, потому что это «рыба». Моя моральная интуиция разрешает мне есть мясо (особенно если оно снабжено ярлычком «выращено без жестокости»), а вот моему другу Алу та же интуиция говорит, что мясо — это убийство. Тысячи лет подряд здравый смысл твердил нам, что рабы являются собственностью хозяина, а гомосексуализм — преступление против природы. И та же самая моральная интуиция позволила террористам, угнавшим самолеты 11 сентября, а вместе с ними и поджигателям, подложившим бомбу под машину Дэвида Джентша, верить, что они совершают крайне высокоморальный поступок.

Кого считать высокоморальным

Я вконец запутываюсь и чувствую, что мне нужен взгляд со стороны на все эти «должен — не должен» в том, что касается этичного обращения с животными. Поэтому я пишу письма Гейл Дин, защитнице животных, которая относится к этике весьма серьезно.