Читать книгу "Иностранец ее Величества - Андрей Остальский"

Вскоре от Бисмарка и, главное, от его политики, не осталось и следа. Германия отдавала все свои силы строительству самого могучего в мире военно-морского флота, готовясь к глобальному противостоянию с Британией. В 1909 году в злополучном интервью английской газете «Дейли телеграф» кайзер попытался успокоить британцев, но лишь еще более укрепил их в представлении о смертельной опасности, исходящей от Германии и лично от ее императора.

Фантастический текст интервью давал богатый материал психиатрам, уж больно оно было похоже на поток сознания больного, пытающегося добиться любви и признания от своей будущей жертвы. Вильгельм упорно доказывал, что он — чуть ли не единственный истинный друг Англии во враждебной Альбиону Германии. В подтверждение дружеских чувств он приводил какие-то отдельные, вырванные из контекста или сомнительные факты, «забывая» о других (а может, и действительно не помня о них в тот момент; избирательная память свойственна психопатам). Например, он запамятовал о восторженной поздравительной телеграмме, которую направил лидеру антибританского движения буров, президенту Республики Трансвааль Паулю Крюгеру по поводу военного поражения, нанесенного англичанам.

И главное, ради чего было затеяно интервью, — утверждение, что строительство гигантского военно-морского флота Германии направлено против кого угодно, но только не против Британии, — не подкреплялось никакими разумными доводами или доказательствами. В контексте такого интервью заявление это было воспринято как издевательство. Тем более что кайзер назвал англичан «сумасшедшими, словно мартовские зайцы» (популярная английская идиома для обозначения совершенно бессмысленного, глупого образа действий), поскольку они отказывались верить в его исключительное миролюбие.

Навязав своей стране искусственный приоритет, пытаясь превратить Германию в великую морскую державу, кайзер шел против шерсти, против привычек и традиций. Чтобы обеспечить общественную поддержку своим проектам, он вынужден был постоянно раздувать националистическую истерию. В Англии агрессивное поведение Вильгельма II воспринималось как доказательство опасений, что прусская военщина действительно мечтает захватить весь мир и прежде всего — уничтожить Британскую империю.

Что подтверждалось статьями в германской прессе, проникнутыми невероятной, просто бешеной англофобией. Получалась самоиндукция ненависти: Вильгельм поощрял и привечал авторов антианглийских статей (чем злее, тем лучше) и в то же время сам верил опубликованному, читал вслух семье и приближенным и после этих чтений ненавидел Британию еще пуще.

Дело неминуемо катилось к войне, хотя бы потому, что из-за строительства флота Германия наделала таких долгов, что оказалась на грани банкротства: теперь война необходима была хотя бы для того, чтобы все на нее списать.

Все это происходило на фоне тектонических социальных сдвигов в Германии. Процесс «перетаскивания» помещиков-феодалов в буржуазию (так называемый прусский, или юнкерский путь) в целом походил на то, что уже случилось в других европейских странах, и, по сути, не так уж резко отличался от других образцов. Правда, в Англии, в условиях морской, торговой цивилизации, «торгаши» давно задавали тон и активно перемешивались с аристократией. В Германии все это происходило с опозданием и более болезненно. В литературу вошли душераздирающие истории о несчастных юных красавицах из обедневших дворянских родов, вынужденных выходить замуж за облезлых биржевых брокеров.

Часто (хоть и далеко не всегда) таким брокером оказывался еврей, и в сознании целого класса именно он стал символом омерзительных перемен. Он, да еще англичанин, который не видел никакой пропасти между торговым и земельно-аристократическим сословиями. Вернее, может быть, когда-то она в его сознании и существовала, но давно через нее пролег прочный мост, и болезни буржуазной перестройки остались далеко позади. Для немцев же это была живая, свежая боль, и Вильгельму легко было ее эксплуатировать, нагнетая антисемитские и антибританские настроения.

В окончательном оформлении мировоззрения кайзера огромную роль сыграл, ну, конечно же… англичанин. Но англичанин — англофоб, поклонник идеи «тевтонского превосходства». — А звали его Хьюстон Стюарт Чемберлен (Houston Stewart Chamberlain), и был он женат на дочери Рихарда Вагнера Еве.

Вильгельм убедил себя, что обожает вагнеровскую музыку, хотя бы потому, что его мать Вики ее терпеть не могла. Сближение с Чемберленом происходило на почве тевтонской меломании. Музыкой для императорских ушей звучали и речи англичанина. Своих соотечественников тот считал дегенератами. Германии же, с точки зрения Чемберлена, была уготована историческая судьба — спасти мир от «англо-еврейского меркантилизма».

Кайзер воспринял это как подарок судьбы: ничего не могло быть прекраснее идеи, что натуральный англичанин способен отречься от своей страны, а заодно и от всех ее «гнилых либеральных идей». Тех самых идей, которые пыталась навязать Вильгельму мать. Как замечательно, что настоящий, стопроцентный брит — и не какой-нибудь красномордый булочник или лавочник, а тонкий, высокообразованный человек — может припасть к ногам Германии как к высшей исторической силе, спасительнице нордической цивилизации.

Когда после поражения Вильгельм оказался в изгнании, враги слились в его воображении в одну-единую, кошмарную сатанинскую силу. Англо-франко-иудо-большевики! Причем самая страшная, самая опасная и самая дьявольская сердцевина этого чудовища — «иудаизированная Британия», страна, душу которой украли евреи. Если удастся эту душу расколдовать, освободить от злых иудейских чар, считал кайзер, то, возможно, миру явится очищенная, нордическая Англия — та самая прекрасная и родная женщина. Может быть, мать, признавшая наконец правоту своего сына?

Безумие, в котором есть система

Так что Адольф Гитлер не на пустом месте появился — у него был мощный предшественник. Когда видишь эту историческую ретроспективу, то начинаешь догадываться, что испепеляющая немецкая ярость, которая в XX веке чуть не сожгла европейскую цивилизацию, имеет гораздо более глубокие корни, чем унижение от поражения в Первой мировой войне и тяготы Версальского мира. И даже чем болезненное состояние немецких умов и фрейдистские комплексы германского императора.

Становится понятно, что речь идет о действительно глубинном столкновении, решившем судьбу, определившем направление движения человечества в XX веке.

Кайзер и его «наследник» были безумны, но в этом безумии была своя система. При более рационально мыслящих лидерах всесокрушающих мировых войн, может быть, и не случилось бы, но конкуренция, вражда с Англией, наверное, была все-таки неизбежна. И потому, что двум медведям на самом деле было тесно в европейской берлоге, и потому, что две нации, два общества стали воплощениями двух противоположных моделей развития человечества. Это идеологическое противостояние могло бы продолжаться десятилетиями, приняв форму затяжной «холодной войны». Но в итоге англосаксонская модель почти наверняка все равно возобладала бы в этом соревновании, хотя бы потому, что в него рано или поздно вмешался бы и главный английский союзник-наследник, живущий по ту сторону Атлантического океана.