Читать книгу "Легенды Невского проспекта - Михаил Веллер"

Американец взрывается английским матом,доступным пекарю по видеопорникам. Пекарь парирует, что он его фак и клиентможет кисс его в эсс. Американец надевает ему пиццу на рыло, бьет посуду,получает слева-справа по уху, к обеим сторонам набегает подмога — итальянскийтемперамент плюс американская раскованность внакладку на национальную гордостьвеликороссов дают потрясающие результаты! Любо-дорого поглядеть, какой погром!Еле всех растащили.

Американец баюкает руку, обожженную кипящиммаслом. Янки дудль. В гостиницу приезжает та же скорая, что три часа назад емуногу вправляла. Подмигивают старому другу и врачуют ожог.

Цезарь после такой кампании отступил бы. НоЦезарь не был американцем.

Бригада по возвращении на станцию устраиваетпресс-конференцию. Третий вызов! ну не климат ему здесь.

Так вечером попозже он решил пропуститьрюмочку, успокоить нервы. Он пропустил рюмочку, и две рюмочки, и четырерюмочки, и вышел чуть-чуть прогуляться перед сном, вдохнуть прохлады иполюбоваться зрелищем ночного Ленинграда.

Зрелище было хоть куда. У негопоинтересовались, который час, попросили закурить, вслед за чем на сносноманглийском предложили выгодно продать доллары. Вместо шестидесяти официальныхкопеек — по четыре рубля. Такая подвалила финансовая удача, и он продалстольник.

Это компенсировало несчастья прошедшего дня.Микрокалькулятор показал прибыль от операции в шестьсот шестьдесят шестьдолларов шестьдесят семь центов, а это даже для небедного американца славныйзаработок за день отдыха. И он придумал отпраздновать находку покупкой самоголучшего коньяка в ближайшем открытом гастрономе. И у кассы обнаружил, что сверху пачки десятка, и с низу — десятка, а между ними — аккуратно настриженнаябумага. Куклу ему задвинули. Один, в темноте, выпивший: лох.

Это на него произвело такое сильноевпечатление, что по пути в гостиницу его хватил инсульт. Лег он на тротуар истал тихо помыкивать.

Лежит? Мычит? Пахнет? Пьяный! Мало у нас близвинных вечером народу лежит: кто мычит, кто нет. Переступали. Потом луноходприехал.

Подняли его загружать, а там лоб разбит и руказабинтована. Милиция вызывает скорую — не хочет ответственности: обвинят визбиении, были прецеденты.

Прикатывает скорая: битый алкаш. Кидают наносилки, пихают в машину, и — в 25-е Октября. Эта больница вечно по пьянойтравме дежурит.

В приемной скатили его на кафельный пол иотбыли.

Поскучал он полночи на полу среди алкашей, впорядке очереди. Хлопнули на топчан, стали раздевать — и обнаружили паспорт. Онлежал не в нагрудном внутреннем кармане, как у людей принято, а как быпотайном, изнутри полы. От воров прятал. Скорая и не нашла.

Больница имени 25-го Октября для иностранцевне предназначена. Туда и своим лучше не попадать. Дежурный врач звонит вдиспетчерскую скорой. Оттуда — в интуру, оттуда — в гостиницу. А там уже группаколготится, экспедицию на поиски организует и чуть ли не в ООН обращатьсясобирается.

И толпа интуристов вламывается в приемное.Ознакомились они с контингентом, глянули на перегоревшие лампочки меж облезлыхстен, нюхнули запашку и пришли в тихий ужас. Застонали, завопили, одни камерамищелкают, другие консулу звонят: такие условия!.. Дежурный врач хватается засердце: нельзя иностранцев, нельзя снимать, провокация западной пропаганды!Узнают, затаскают, выгонят! И узнали, и выгнали, поскольку телефоны посольствана прослушке, стукач при группе: прибыло ГБ в штатском, оттеснило иностранцев,засветили им пленки; одновременно прибыл третий секретарь американскогопосольства, готовый защищать жизнь соотечественника всей мощью державы;просочилось все на «Голос Америки», и слава больницы 25-го Октября достиглавсемирных масштабов.

Уволили за недосмотр и переводчика (третьего,последнего). И стукача уволили. Скорая, к счастью, отделалась выговорами. Аамерикашку перевезли в больницу Куйбышева и положили в отдельную палату, где ончерез два дня благополучно и помер.

Так сообщать приятную новость жене с дочерьюврачи выпихнули опять же переводчика, уже четвертого по счету, приставленноголично к больному. Однако когда переводчик утешил, что все хлопоты и расходы подоставке тела на родину советская сторона, верная законам гостеприимства, беретна себя, убитая горем семья обнялась и просияла. Таковы их нравы.

Вот после этой самой истории КГБ и потряслоИнтурист, что в результате кончилось снятием и посадкой за миллионные хищениябессменного директора Ленинтуры Ванюшина и воцарением в его кресле верногономенклатурщика Сорокина. И Интурист в Питере стал называться не «ДетиВанюшина», а «Сорочинская ярмарка».

Искусана животным

С тех пор как большевики разогнали Смольныйинститут, в Ленинграде всегда наблюдался переизбыток старых дев. Старость нерадость, а девам вообще живется трудно. Интимный же аспект ограничивалсяобщественным осуждением внебрачных связей и жэковскими лекциями оразрушительном вреде онанизма в противоположность безусловной пользевоздержания. И старые девы устраивались как могли. Заводили птичек и кошечек.Причем кошечек, суки, норовили заботливо кастрировать у ветеринара, — дляпорядка и чистоты в доме и, есть подозрение, из завистливого ханжества.

Раз приезжаем на вызов к одной такой старойдеве, еще не дряхлой старушечке. Кровотечение из половых органов. Встречаетнас, ковыляя с прижатым полотенцем.

В комнатке чистота, кружевные салфеточки,пушистая кошка с алым бантиком. Ввели коагулянты, наложили повязку: надо везтизашивать. Изодрана у нее промежность, и как-то странно.

Расспрашиваем: что и как случилось, какимобразом? Бабушка, нам надо знать, мы врачи: вдруг инфекция, серьезноезаболевание — мы должны иметь полную картину, чтобы правильно лечить; место,знаете, деликатное, осложнения ни к чему.

Она мнется, жмется, и полную картину рисоватьуклоняется. Ну, это, короче… кошка вот исцарапала…

Боже! как кошка туда попала?! ничего себеисцарапала, швы теперь накладывать… что за изыск кошачьего бешенства?! Смотримопасливо на эту тварь с бантиком — сидит, вылизывается розовым язычком.

Да нет, она не бешеная… просто рассердилась…

Однако! и часто она сердится? вы за свою жизньне боитесь?

Нет, она хорошая киска, ласковая… но вот…недоразумение…

То есть? Бабушка, мы врачи!

Ну, она сначала-то не драла… ничего…

А что?

Ну просто… легонько…