Читать книгу "Как читать книги - Моника Вуд"

в свою очередь, не скажу ничего о непрофессиональном, эгоистичном и бесчеловечном поведении, которое мы оба позволяли себе под носом у твоей весьма беременной жены.

Я слышу его дыхание, но он больше не приближается.

– Обещай, что выполнишь все это, Миша.

– Вайолет…

– Я вас слушаю, доктор Петров.

– Я все выполню, – после небольшой паузы говорит он.

Потом он открывает дверь – какая галантность – и церемонно пропускает меня. Я спускаюсь по лестнице в последний раз, торопливо прохожу по длинному коридору первого этажа в последний раз, толкаю тяжелые двойные двери в последний раз, оказываюсь на улице, среди свежего сумеречного вечера, и на непредусмотренном для парковки месте в машине с заведенным мотором меня ждут Харриет и Фрэнк.

Усевшись на заднее сиденье, я понимаю, что заключительный подарок мне от Миши – возможность отказать ему.

– Давите на газ, – говорю я, закрывая дверь.

Фрэнк и Харриет поворачиваются ко мне, лица у них добрые.

– Батюшки, подумать только! – верещит Олли, и я распахиваю куртку, чтобы показать им его.

Глава 29

Фрэнк

До этого Фрэнк видел попугая всего один раз, в детстве. Краснохвостый попугай с зелеными щечками, маленький и разноцветный, сидел на нижней ветке тополя, росшего у соседей во дворе, а ватага ребятишек пыталась подманить его: «Цып-цып-цып, иди сюда, иди сюда». В то время все его звали Фрэнки и было ему десять лет. Он положил велосипед, посмотрел вверх, и птица вдруг слетела ему на плечо, от коготков остались дырочки на рубашке, которые он заметил только вечером.

Он уже несколько десятилетий не вспоминал об этом давнем случае, но вот сейчас та сцена всплыла в памяти – после того как скрипучий, шершавый, точно наждак, голос произнес: «Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю». Пока птица не проговорила эти слова ему в ухо, он не понимал, до чего стосковался по любви. Тогда, в детстве, одна из местных мамаш завернула птицу в полотенце, а что было дальше, улетучилось из памяти.

Где-то на кромке воспоминания он услышал голос Харриет:

– Вайолет, мы должны его вернуть, прямо сейчас.

Конечно, птицу следовало вернуть. Но Фрэнк продолжал ехать, потому что попугай полюбил его. Сидел, прижавшись к его шее, и был поразительно теплым. И вроде даже урчал. Ведь это так называется?

– Не могу. – Вайолет шмыгнула. – Я нужна ему.

– Но ты можешь снова оказаться в тюрьме, – сказала Харриет. – Птица принадлежит университету.

– Олли университету не принадлежит, – возразила Вайолет, – он принадлежит Мише, а тот не станет меня преследовать, иначе все узнают, какой он врун, вероломный изменщик, жалкий мошенник, малодушный и никчемный человек.

Фрэнк посмотрел в зеркало заднего вида. По щекам девушки текли слезы.

– Вот тебе и на, милая моя, – тихо сказал он.

Харриет положила ладонь на его руку, он повернулся к ней. Темнело уже по-осеннему быстро, и ему нравилось смотреть на Харриет в сумерках.

– Мы должны его вернуть, – прошептала она.

Слово «мы» наполнило его радостью. Он проскочил на желтый свет, чувствуя себя почти как избранник Божий – при деле и безумно влюблен. Вот именно так, наверное, чувствовала себя Вайолет перед столкновением.

– О господи, – сказала Харриет, но тон ее выдал.

Она старалась казаться непреклонной сторонницей правил – он это услышал отчетливо, – однако в голосе, будто она оказалась на перепутье, сквозило безрассудство. Харриет обернулась:

– Вайолет, как ты собираешься за ним ухаживать?

– У меня склонность, – громко и отчетливо произнесла девушка.

Вайолет убита горем, но не сломлена, и он это видел. Ему нравилось, что ее не сломить, он понял это, как только увидел в зале суда, там она была сгустком раскаяния и решительности. Целыми днями он наблюдал за ней, она его интересовала, как и ошибка, которую совершила, – полюбила кого-то, отдала ему всю себя, а взамен получила предательство. В этой потерпевшей крушение девчонке, так стойко принявшей выпавшее на ее долю, он видел себя.

– Ты сама говорила, что попугаи требуют внимания, – продолжала Харриет. – Ты найдешь новую работу, обязательно найдешь, еще лучше прежней, попомни мои слова. Ты будешь уходить на целый день и не сможешь о нем заботиться. Правда ведь, Фрэнк? Ты согласен?

Неожиданно Харриет взъерошила перья на птичьей голове и издала воркующий звук – совсем недавно что-то похожее она адресовала Фрэнку.

– Я возьму его, – к собственному удивлению, заявил Фрэнк, на скорости сворачивая к дому Харриет. – Олли может жить у меня.

– Хм, это как-то слишком уж… поспешно, – сказала Харриет, но ее убежденность слабела с каждым словом.

Фрэнк еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Много лет он был один, теперь он это знал. Две чудесные женщины и эта поразительная птица снимали – нет, срывали – крышку с его одиночества. Прямо сейчас, в эту самую минуту. Иногда – нечасто – мы понимаем: вот он, тот самый момент. И Фрэнк понимал: вот он, его момент.

– Только ему надо каждый день видеть меня, – сказала Вайолет. – Привычный для него уклад нарушится, и я буду нужна ему, ну, как якорь. – Она все еще плакала.

– Согласен, – сказал Фрэнк. Совершенно искренне сказал. Если не считать чокнутого спаниеля от собаковода Лоррейн, у него никогда не было питомца.

– За ужином составим план, – смягчаясь, сказала Харриет. – Кстати, мы с Фрэнком провели полдня за готовкой вкуснейшей паэльи, а сейчас тебе, Вайолет, больше всего нужно поесть горячего в компании людей, которые о тебе заботятся.

Олли спрыгнул к Вайолет на колени и залез под куртку – потрепанную джинсу с заклепками. Харриет осторожно, чтобы не потревожить птицу, помогла Вайолет выбраться из машины, Фрэнк взял пакеты с игрушками и птичьим кормом. Шагая за женщинами по дорожке, он ощущал безмерную благодарность – его жизнь наполнилась смыслом, и все эти чудесные создания отныне вверены его заботам. Он – глава семьи.

Кристи придется смириться. Как отец он ей поможет. Возможно ль милосердие такой глубины, оно возвратится ко мне… Дочь никогда особо не проявляла доброту, это факт. Он научит ее, и она научится. Ведь он ее отец.

Внезапно Харриет оглянулась и рассмеялась:

– Господи, Фрэнк, ведь это кража? – Ее лицо совершенно по-детски светилось. – Мы что, совершили кражу?

Он знал, что за ужином она придумает сотню причин вернуть Олли, – в конце концов, Харриет всегда верна себе, – но в эту минуту она была сплошное озорство. Если бы не Вайолет с ее разбитым сердцем, он бы признался в любви прямо сейчас.

Освещенное крыльцо было засыпано первыми в этом сезоне опавшими листьями.

– Фух, пронесло! – из-под куртки Вайолет пробормотал Олли, и все, даже Вайолет,