Читать книгу "Ожерелье княжны Гальшки - Алесь Мартинович"

одиночестве дней и ночей давно утратила им счет.

За время заточения заходили и другие надзиратели. Приносили еду, воду, разные напитки, когда появлялась необходимость, свежее белье. А иногда и кое-что из парфюмерии. Самым необходимым не была обделена. Однако именно этот надзиратель ей почему-то нравился больше остальных. Может быть, потому, что был пожилой, умудренный опытом. Когда появлялась возможность, любил рассказывать о своих детях.

Гальшке, так и не познавшей отцовской ласки, он нравился как человек, которому не опасно довериться, можно пожаловаться на собственную судьбу, на то, что выпали на ее долю такие суровые испытания.

А еще она тянулась к этому надзирателю, ибо он, хотя это и запрещалось, охотно рассказывал о том, что происходило на воле, а подобные вести Гальшке очень были нужны.

Они позволяли хоть на некоторое время забыть об одиночестве, отгоняли нерадостные мысли.

Правда, как уверял Гурко, достаточно утихомирить гордыню, и двери помещения сразу раскроются. Однако она давно решила, что подобный шаг никогда не сделает. Зарок себе дала, что ни при каких условиях не смирится. Даже когда непокорность может стоить жизни.

Об этой решительности, которая граничила с упрямством, все в замке хорошо знали. Но если многие воспринимали это спокойно, а то и безразлично, между собой нередко поговаривая: «Нашла коса на камень!» — то надзиратель Василий Семенович всегда сочувствовал, но в душу никогда не лез. Если видел, что не в духе Гальшка, ставил завтрак или обед и закрывал за собой дверь. Придя с ужином, вообще не задерживался.

Сегодня Семенович не спешил, хотя не мог не заметить, что княжне хочется остаться одной. Гальшка поняла, что он горит желанием сказать ей что-то важное, но побаивается. Обычный интерес заставил нарушить молчание:

— Что-то сегодня не узнать тебя, Семенович.

— Меня? — собравшись с мыслями, он уверенно сказал: — У меня все в порядке, княжна.

— Рада за тебя, — Гальшка постаралась улыбнуться, однако улыбка получилась вымученной, неискренней.

Семенович догадывался, как нелегко теперь у нее на душе. Она убедилась, что на самом деле, хочет сказать что-то важное. Решила подтолкнуть его:

— Говори, не бойся…

— Что говорить, княжна?

— Тебе нечего мне сказать?

Этой своей искренностью Гальшка загнала его в тупик. Как человек честный, он оказался в незавидном положении. Не хотелось Гальшку обидеть молчанием, но вместе с тем боялся, что чрезмерная открытость может стоить ему слишком дорого.

— Разве мы не доверяем один одному?

Тихий голос княжны успокоил Семеновича и придал решительности.

— Доверяем, — он неожиданно взмахнул рукой, будто рассек воздух.

Но почему-то сразу же после этих слов снова сник. Видимо, пожалел, что поддался уговорам.

— Говори же! Не тяни!

— Я должен молчать! — Семенович до того разволновался, что голос предательски задрожал.

— Мы же друзья, — Гальшка приблизилась к нему, внимательно посмотрела в глаза, как бы желая прочитать, что у него в это мгновение на душе.

Семенович выдержал ее взгляд, расслабился:

— Если скажу, беды не миновать.

— А не скажешь, может быть еще хуже.

— Пожалуй, да, потому что ты не подготовишься к разговору, который ожидает тебя.

— Говори же, — взмолилась Гальшка, — а то еще кто-нибудь войдет.

Семенович решился:

— В самом деле может войти. И не кто-нибудь, а твой муж.

Она едва не спросила: «Который?» — но вовремя спохватилась.

Сангушко давно в сырой земле кости парит, а Семен Олелькович далеко отсюда. Значит, никто, кроме Лукаша Гурко, не может зайти. Не иначе приехал, чтобы узнать, как живется ей в заточении. Потому что после того, когда замахнулась на него ножом, отправил подальше, разместил в своем замке, находящемся на острове. Заявил при этом, что она его больше не интересует.

— Гурко, говоришь, зайдет? — даже по имени не назвала его. — Зачем же он появился? Клялся, что не покажется здесь…

Рассуждала вслух, ничего не пряча от Семеновича, потому что он и так обо всем знал.

— Разве не догадываешься, княжна? — шепотом проговорил Семенович и, посмотрев на Гальшку, испугался, что поведал ей о приезде мужа.

Глаза Гальшки пылали ненавистью. Было такое ощущение, что она готова уничтожить любого, кто осмелиться навязывать ей свою волю. Бросится, как волчица, ухватится руками за горло, а если это не поможет, зубами рвать начнет. Семенович даже вздрогнул.

Гальшка, увидев его реакцию, постаралась успокоить надзирателя:

— Не бойся, все будет нормально.

Ничего не сказав, Семенович закрыл за собой дверь. И хорошо, что поспешил это сделать, если бы задержался, мог бы столкнуться с Гурко.

Не успела Гальшка позавтракать, как за дверью снова послышались шаги. Чувствовалось, что идут несколько человек. Даже улыбнулась: «Ничего себе, муженек! К жене один боится зайти». А потом сжалась, напряглась, глаза снова наполнились гневом. Ее взгляд не обещал ничего хорошего.

Щелкнул ключ в замке. Двери распахнулись, и в комнату просунулся — дверной проем ему был тесен — толстый, невысокого рост мужчина, на лице которого было столько добродушия, что, казалось, он никогда и никого не обидит. Но Гальшка знала, что внешний вид Гурко обманчив, за ним прячутся хитрость и желание настоять на своем.

Увидев Лукаша в дверях, вздрогнула. Еще больше ее вывела из себя его хитрая улыбка. Стараясь быть как можно более учтивым, спросил:

— Как спалось, женушка?

С одной стороны, будто бы искренне прозвучало, но вместе с тем муж напоминал, в каком положении Гальшка находится. Но если бы не было вопроса, все равно не проявила бы к Лукашу учтивости, потому что он давно стал тираном, который сломал ее жизнь.

— Чудесно! — с трудом выдавила из себя, но добавила твердо и уверенно, давая знать, что ничего в их отношениях не изменилось и измениться не может: — Только неужели вы забыли, что я вам — не жена?

Обращение на «вы», металлические нотки в голосе прошли мимо Гурко. Он или ничего не заметил, или понадеялся, что этот разговор все же даст хороший результат. Поэтому, улыбаясь, спросил:

— Не жена? А кто же тогда?

— Чужой человек, господин Гурко! — ответила княжна и засмеялась так, что Лукаш даже испугался. Он оглянулся на дверь, чтобы убедиться, что охрана в случае чего сможет своевременно прийти на помощь.

— Мы же обвенчаны, Гальшка! — выдавил из себя.

— Неужели еще раз нужно напоминать, что я венчана с князем Семеном Олельковичем?

— Так нет уже твоего князя! — сказал он, не пряча радости. — Забудь о нем!

— Как нет? — смысл сказанного плохо доходил до Гальшки, она ничего не понимала, не могла поверить в смерть Семена.

— Умер он, — Гурко, воспользовавшись ситуацией, постарался добиться ее послушания.

— Не может быть!

— Могу поклясться!

Она поняла, что граф не врет. Сползла