Читать книгу "1941: фатальная ошибка Генштаба - Геннадий Николаевич Спаськов"

ними имение. Вот туда нас привезли, и мы доложили свежую информацию о том, что там творится.

В.Б. А докладывали кому?

С.Д. Павлов, Копец, Ганичев, Николаев тут. Мы доложили все как было. Причем у нас с Сережкой расхождение получилось всего в 2 самолета. Мы насчитали около 200.

В.Б. Т.е. каждый в бинокль пересчитал самолеты?!

С.Д. Да. Я насчитал около 200. И какие самолеты были: Ме-109, Ме-110, Ю-87, Ю-88 и Хейнкель-111… Когда мы доложили Павлову все это – нас отпустили.

Видимо, тут Павлов вновь, как и три дня назад, прикинулся дурачком и сделал вид, что не поверил рядовым пилотам. Потому что вслед за ними на разведку взлетели уже три старших офицера – генерал-майор Копец, командир 11-й сад полковник Ганичев и командир полка майор Николаев.

С.Д. Мы вернулись в свою эскадрилью к своим самолетам. Вдруг смотрим – эмка несется. Остановилась у стоянки, где стояли И-16 командира дивизии и Николаева – командир полка. Они вышли, а машина продолжила движение и подъезжает к нам – к моему самолету. А у меня 16-й номер машины. Выходит Копец, подошел. Я ему доложил. Он говорит: ну как самолет – заправлен?

И они тройкой самолетов взлетели: он, Ганичев и Николаев. Они примерно минут 35 в полете были – Августов-то был всего 60 км…

Они прилетели, сели. Мы с Макаровым подошли к нему (Копцу. – В.Б.). Он говорит:

– Ну, Сергей, молодцы вы. Вы правильно доложили. Машина твоя хорошая. И они уехали, и потом Копец улетел на Ли-2, а Ганичев остался, потому что прилетел на своем И-16 из г. Лида.

(В.Б. Что интересно, об этом визите Павлова за день войны на границу нашим гродненским белорусским и российским историкам, занимающимся этими вопросами, насколько я знаю, до сих пор ничего не известно… Но я припомнил, что кто-то из ветеранов 213-го с.п. 56-й с.д. рассказывал мне, что незадолго до войны Павлов со своей «свитой» и генерал Карбышев приезжали в их полк, располагавшийся в летнем палаточном лагере на южном берегу Августовского Канала севернее местечка Сопоцкино.)

Убедившись, что гитлеровская авиация готова к удару, Павлов занялся своей авиацией. Про отмену приказа о ее боеготовности мы уже знаем. Но этого ему показалось мало!

С.Д. Мы отлетали, потому что шли полеты. Закончили мы полеты примерно в 18 часов. Часов в 19 нас разоружили – ПОСТУПИЛА команда «СНЯТЬ С САМОЛЕТОВ оружие и боеприпасы и разместить их в каптерках» – дощатых и фанерных сарайчиках за хвостом самолетов.

Мы все думаем: зачем же?! Мы же когда взлетали в готовности № 1 и когда догоняли Ме-110, у нас пушки и пулеметы «стояли на одну перезарядку»: пулеметы – просто дернул ручки – вот они стоят. И тут же кнопки, чтобы воздухом перезаряжать пушки на одну перезарядку, и после этого жми на гашетки и стреляй. А тут – сняли!

Вечером поужинали. За ужином мы обменивались – все были до того возмущенные, злые: как это так – мы вылетали на перехват, имея все оружие на одну перезарядку, а тут – в такое тревожное и какое-то неприятное время у нас отняли оружие, у истребителей!

…С.Д. Я с ребятами своими посоветовался, мы поговорили, но приказ есть приказ, и мы сняли пушки ШВАК и пулеметы ШКАС – мы вынуждены были, но я договорился с ребятами… своего звена со всеми: с техниками, с летчиками и с инженером эскадрильи, ни в коем случае никому ничего не говорить – мы не сняли ящики с боеприпасами – оставили их, а их 2 ящика от пушек и 2 от пулеметов. А пушки и пулеметы сняли: на моторе – пулеметы 2 ШКАСа – и 2 пушки ШВАК в плоскостях.

В.Б. А они в лентах в ящиках были?

С.Д. В лентах. Поэтому когда принесли их (пушки и пулеметы), воткнули общими усилиями – и так мое звено оказалось первым в готовности в полку.

…Поужинали. Такое состояние было: СНЯЛИ ОРУЖИЕ И БОЕПРИПАСЫ!!!

И мы спросили: «Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал»?!

Даже к командиру полка Емельяненко обратился и говорит: «Ну почему»?!

А командир полка разъяснил командирам эскадрилий: «Приказ командующего» (Д.Г. Павлова. – В.Б.), а командиры эскадрилий – нам».

Могут возразить, что Павлов якобы тут совсем ни при чем, ибо перед войной действительно имелись факты разоружения самолетов-истребителей.

Но эти факты к нашей истории отношения не имеют. Еще 28 мая вышло совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) об улучшении самолета МиГ–3 , принятое по предложению авиапрома. В соответствии с ним для улучшения летных характеристик истребителей Миг–3 с них снимали крыльевые пулеметы БК324. Это постановление выполнялось до самого начала войны, чему есть документальные свидетельства. Снимались только два из пяти пулеметов.

Кроме того, разоружались снимаемые с вооружения и отводимые в тыл, для учебных частей, устаревшие истребители И-15бис. Но на вооружении 122-го иап не было ни МиГ–3 , ни И-15бис, а только новейшие истребители И-16 типов 27 и 28, т.е. самых последних моделей! И полк за несколько часов до войны разоружался полностью! Причем разоружалась вся 11-я авиадивизия. Сын летчика из 16-го бомбардировочного полка, входившего в состав той же дивизии, сообщил Бардову:

«Я, Сальников Георгий Георгиевич, сын Сальникова Георгия Ивановича, стрелка радиста 16-го СБАП. Мой отец находился на лагерном аэродроме Черляны в момент штурмовки немцами в 4 утра 22 июня 1941 г. Где-то в 52–53 годах он мне, мальчишке, рассказал трагическую историю начала войны. Рассказал, как за сутки до начала войны с бомбардировщиков было снято пулеметно-пушечное вооружение, как проснулся от грохота и стрельбы. На его глазах взлетел его комэск Протасов и как он шел на таран. Как понимаю, он служил в его эскадрилье».

Приказ о разоружении отдал лично Павлов. То, что они сделали с Копцем, – предательский акт. Зная, что завтра война, лично убедившись, что напротив у самой границы сосредоточено почти 200 немецких самолетов, они подставили под их удар свою разоруженную авиацию.

Приказ о начале «демобилизации» авиации ЗапОВО 21 июня пришел где-то около 15 часов дня. Но в сухопутных войсках округа этот процесс начался гораздо раньше. Вспомним, что еще утром командующий 4-й армией Коробков получил приказ о проведении учений на брестском полигоне, а затем конфликтовал с командиром 49-й стрелковой дивизии по поводу отмены боеготовности. В 68-м Гродненском укрепрайоне, подчиняющемся