Читать книгу "1941: фатальная ошибка Генштаба - Геннадий Николаевич Спаськов"

3-й армии, отбой тревоги объявили уже к полудню:

«К полудню объявили отбой. Не знавшие устали ездовые наперегонки грузили на повозки боеприпасы, чтобы отвезти их на артсклад. Занятия отменены, комроты приказал отдыхать»325.

К 16 часам, когда Сандалов, Коробков и Шлыков вернулись в Кобрин, в сухопутных частях армии с боеготовностью ими все уже было покончено. Если утром 21 июня Коробков и Шлыков застали по два полка 49-й и 75-й стрелковых дивизий в готовности у границы, то на следующее утро, когда началась война, этих полков там не оказалось:

«Картину дополнил командир, возвратившийся из Высокого. Он сообщил, что полковник Васильев собирает части дивизии под вражеским артиллерийским огнем и “вот-вот должен выступить к границе”. Комендант укрепрайона заверил его, что все доты приведены в боевую готовность.

Делегат связи из Малорита доложил, что два полка 75-й дивизии уже выдвигаются на оборонительные позиции к Бугу»326.

К утру 22 июня полки 49-й дивизии находились уже где угодно, но только не на позициях у границы: 15-й стрелковый полк – в местечке Метна, что в 6–7 километрах от границы, 212-й полк – у станции Нурец в 13 километрах, и 222-й полк – у пос. Черемха в 30 километрах от границы327. Да, слабовато прижимал полковник Васильев генерала Коробкова к стенке. Налег бы посильнее – не пришлось бы ему собирать свои части и двигать их под вражеским огнем на те позиции, которые они занимали еще 15–20 часов назад.

В КОВО отмена боеготовности сначала тоже началась с неофициальных уговоров, которые породили в войсках соответствующие слухи. В 92-м отдельном артиллерийском дивизионе (ОАД) Владимир-Волынского укрепрайона такие слухи среди младшего комсостава пошли еще часа в два после полудня 21 июня. И только в 17 часов на офицерском собрании об этом уже официально объявил командир дивизиона:

«Состояние боевой готовности, – сообщил дальше командир дивизиона, – приказом старшего артиллерийского начальника отменяется. Командный и начальствующий состав батареи может отправляться по квартирам»328.

С прошлого месяца это был первый день, когда командирам разрешалось навестить свои семьи. Более того, командующий армией генерал-майор Потапов сообщил в укрепрайон, что 25 июня начнется отвод его артиллерии на артиллерийский полигон. Совершенно не понятно, чем вообще при этом руководствовался этот военный специалист. Возможно, он в самом деле уверовал, что война отменяется, и уже не только не вел речи, чтобы «не поддаваться на провокации», но и прямо обманывал свои войска.

Но Потапов отменил боеготовность не только уровских частей, но и во второй половине дня 21 июня отвел от границы основные силы своих стрелковых дивизий. Вечером 21 июня солдаты 92-го ОАД при разводе караулов в своем лагере в монастыре Зимно, неподалеку от Владимир-Волынского, наблюдали следующую картину:

«Солнце клонилось к закату, небо на западе окрашивалось в золотистые тона.

На площадке, где обычно проходил развод караулов, играл оркестр… По дороге со стороны Хотячева (то есть от границы. – Г.С.) показалась колонна. Запыленные пехотинцы шагали бодро. У монастыря головная рота затянула песню. Наш дирижер был чужд тщеславия, присущего его симфонической братии. И оркестр умолк, соблюдая старинное правило: если пехота поет – музыканты должны слушать»329.

Это уже был не отвод войск по приказу от 20 июня (возможно, тогда они и не отводились далеко от границы, а располагались рядом, в лесах). От границы до Владимир-Волынского было около десяти километров, а с утра 20 июня прошло не менее полутора суток. За это время тот путь можно было пройти туда-обратно и еще раз оттуда. Видимо, так и было: за то время в течение дня 20 июня части дивизий прикрытия сначала немного отвели от границы, затем в ночь на 21 июня они снова заняли позиции, а к вечеру 21 июня их опять отвели от границы, на этот раз в полевой лагерь Когильно.

Это же Потапов тщательно проделал и в подчиненной ему авиации. После того как распоряжением штаба КОВО утром ее привели в боеготовность, в течение дня 21-го все это полностью отменили. О том, что после этого получилось утром 22 июня в 17-м авиаполку 14-й смешанной авиадивизии, подчинявшейся 5-й армии, рассказал известный советский ас Ф.Ф. Архипенко:

«Фактически в этой тяжелейшей обстановке никакого руководства на аэродроме не было. Я же, оперативный дежурный по аэродрому младший лейтенант Федор Архипенко, неумело пытался организовать редкие боевые вылеты и эвакуацию разбитых машин. Связь была нарушена, указаний и приказов – никаких, лишь внутренние телефонные линии, проложенные к стоянкам авиаэскадрильи, уцелели каким-то чудом»330.

Самым старшим на аэродроме в начале войны оказался младший лейтенант, и он в одиночку руководил боевыми действиями полка до 13 часов 22 июня. Командование полка с большей частью летчиков в ночь на 22-е тоже отдыхали у своих родных и близких в Ковеле. Видимо, авиаторам Потапов 21 июня также устроил первый выходной за последний месяц. А ведь генерала Потапова до сих пор считают инициативным и грамотным профессионалом. Хотя, скорее всего, не столько в самом Потапове здесь дело.

В соседней 6-й армии 41-я стрелковая дивизия примерно к 16–17 часам тоже сосредоточилась в полевом лагере. Однако на совещании ее командного состава, о котором здесь уже говорилось, никакой речи об «отмене войны» не было. Наоборот, там ясно сказали о необходимости быть готовыми к худшему в ближайшие часы – то есть к войне, оставив тем не менее части в полевых лагерях. Там они вместе с находившимися при них командирами оставались в готовности к немедленному выходу на оборонительную полосу.

Даже в наиболее благополучном с точки зрения боеготовности Прибалтийском военном округе командующие округа и его армий тоже дергались и нервничали под давлением из НКО и Генштаба, но до утра 22 июня, хоть и с потерями, им все же удалось продержаться без существенного ущерба для боеготовности.

Не везде!

Но «откат» от боеготовности 21 июня был далеко не повсеместно! Напротив, в ряде округов продолжался процесс приведения войск в боеготовность. В то время как в ЗапОВО уже вовсю разоружали части, в Москве делали наоборот. Около 12 часов дня командованию Московского военного округа приказали довести боеготовность сил ПВО до 75 процентов. То есть поставить на боевое дежурство три четверти всех имеющихся в округе сил ПВО. 25 процентов при этом еще оставались в лагерях и на полигонах. Но эта четверть отдыхала там недолго. Через несколько часов эти подразделения тоже начали отзывать