Читать книгу "Свои-чужие - Энн Пэтчетт"

— Снег на голову меня устраивает, — ответил он.

— Зайдем, — попросила Франни. — А то холодно.

Войдя в дом, она сняла туфли.

— Я затопил камин в кабинете, когда ты позвонила. Он еще не разгорелся, но занялся.

Франни вспомнила, как впервые вошла в этот дом. Ей, наверное, было лет тринадцать. Ради кабинета они его и купили — ради камина с каменной плитой, такого здоровенного, что в нем можно было подвесить ведьминский котел; и ради того, какой вид открывался из окна на бассейн. Тогда это логово казалось ей настоящим дворцом. Теперь дом стал слишком велик для одного, и Берту незачем было в нем оставаться. Но в этот вечер Франни была благодарна, что Берт его сохранил — только здесь она могла почувствовать себя в родных стенах.

— Давай налью тебе выпить, — сказал Берт.

— Давай, но только чаю, — ответила она. — Я за рулем.

Она встала у камина в одних чулках и потопталась на теплых камнях. Если курить на улице было слишком холодно, они с Элби — в ту пору еще школьники — спускались сюда поздними зимними вечерами и открывали вьюшку. Запрокидывали голову в камин и выпускали дым в трубу. Пили джин Берта и бросали пустые бутылки в кухонное мусорное ведро. Это им сходило с рук. Если даже кто-то из родителей и замечал, как тают запасы в баре или как накапливаются пустые бутылки, то ни слова не говорил.

— Выпей, Франни. Рождество же.

— Сегодня двадцать второе декабря. Почему все мне твердят, что уже Рождество?

— Джин-тоник по-барменски.

Франни взглянула на него.

— По-барменски, — твердо сказала она.

Берт показал ей этот фокус, когда она была еще маленькой и изображала бармена на домашних вечеринках. Если гость был уже пьян, надо было налить ему стакан тоника со льдом, а потом плеснуть поверх немножко джина, не смешивая. Первый глоток будет прекрепким, объяснял Берт, в этом вся суть. После первого глотка пьяные уже ничего не замечают.

— Если захмелеешь, можешь переночевать в своей комнате.

— Мама будет в восторге.

Пришлось изловчиться, чтобы выбраться повидать Берта. Беверли простила Берта, однако все никак не могла поверить, что Франни и Кэролайн тоже смогли его простить.

— Как мать? — спросил Берт.

Он протянул Франни стакан, и первый глоток — чистый джин — вышел именно таким, каким нужно.

— Как всегда, — сказала Франни.

Берт поджал губы и кивнул:

— Я так и думал. Хотя говорят, старина Джек Дайн сдает и ей уже трудно о нем заботиться. Ужасно, что ей приходится этим заниматься.

— Нам всем это предстоит рано или поздно.

— Может, я ей позвоню, просто узнать, как она. «Ох, Берт, — подумала Франни. — Не надо бы».

— А ты как? — спросила она. — Как у тебя дела? Берт налил себе джину, капнул сверху содовой, чтобы уравновесить барменский джин-тоник Франни, и сел на диван.

— Неплохо для старика, — сказал он. — Все еще выбираюсь из дому. Позвонила бы завтра, не застала бы меня.

Франни поворошила поленья кочергой, чтобы огонь разгорелся сильнее.

— И куда ты завтра?

— В Бруклин.

Франни обернулась посмотреть на него, держа кочергу в руке, и Берт широко улыбнулся:

— Джанетт позвала на Рождество. В двух кварталах от них есть гостиница. Неплохая. Я там был уже пару раз, приезжал их повидать.

— Здорово, — сказала Франни и села рядом с Бертом на диван. — Рада за тебя.

— В последние пару лет у нас дела пошли получше. Переписываюсь с Холли по электронной почте. Она приглашает в Швейцарию, хочет, чтобы я навестил ее в этой самой коммуне, где она сейчас. Я все отвечаю, что встречусь с ней в Париже. По-моему, Париж — неплохой компромисс. Все любят Париж. Я возил туда Терезу на медовый месяц. Это сколько получается? Пятьдесят пять лет назад? По-моему, пора наведаться туда еще разок.

Тут он прервался, что-то вспомнив.

— Тереза ведь при тебе умерла? По-моему, Джанетт мне так говорила.

— Мы с Кэролайн отвезли ее в больницу. Мы были с папой.

— Вы молодцы.

Франни пожала плечами:

— Не могли же мы ее бросить.

— Как отец?

Франни покачала головой, думая об отце. «Как старина Берт?» — всегда говорил Фикс.

— Сказала бы, что он не дотянет до Нового года, но уверена, что ошибусь.

— Он крепкий парень, твой отец.

— Мой отец — крепкий парень, — повторила Франни, думая о револьвере в ящике его тумбочки и о том, как отказалась выполнить его просьбу. И даже хуже того. Она отнесла револьвер вместе с патронами в полицейское управление Санта-Моники.

— Плеснуть еще немножко джина? — спросил Берт.

— Совсем чуточку. — Франни протянула стакан. Она совсем не захмелела — и с грустью поняла, что джина в ее стакане совсем не осталось.

— Да мы, считай, ничего и не выпили. — Берт отошел к бару у стены.

— Все равно — совсем капельку.

— Я помню, как встретился с твоим отцом после твоих крестин, — сказал Берт. — Увидел его в суде. Не знаю, может, я его все время видел и просто раньше не понимал, но в тот понедельник он ко мне подошел, пожал мне руку и сказал, что рад, что я зашел. «Рад, что ты смог прийти на крестины Франни», — так он сказал.

Он протянул Франни стакан.

— Это было давным-давно, Берт.

— И все равно, — сказал Берт. — Мне больно думать о том, что он сейчас так болен. Он мне всегда нравился.

— От Элби новости есть? — спросила Франни, чтобы сменить тему.

Похожий вопрос она могла бы задать и Элби, но почему-то никогда этого не делала. Они с Элби не говорили о Берте. Даже много лет назад, когда жили под одной крышей, о нем они не говорили.

— Да не то чтобы. Временами кто-то из нас пытается наладить контакт, но выходит не очень. Элби, знаешь, был очень привязан к матери. Так оно бывает: девочки к отцам, а мальчики к матерям. Думаю, он так и не смирился с тем, что я ушел от Терезы.

Для Берта прошлое всегда было рядом, и он полагал, что у всех остальных это так же.

— Ты бы ему позвонил. Сейчас и так непростое время — праздники, и Терезы нет.

Франни подумала о своем отце, о том, как она встретит праздники через год.

— В Рождество ему позвоню, — сказал Берт. — От Джанетт.

Франни хотела сказать, что разница с Калифорнией составляет три часа, и потому он может позвонить сыну прямо сегодня, хоть сейчас, но Берт не собирался звонить Элби, и попрекать его этим не было никакого толку. Она наклонила стакан и во второй раз поднырнула под джин. Пробралась к колючей сладости тоника и осушила стакан до льда и лайма.