Читать книгу "Сара - Дж. Т. Лерой"

Длинные белые зубы высунулись из пасти, точно волчьи клыки. Глаза его были пустыми и неестественно возбужденными, как у психа. Женщина склонилась надо мной с этим чудовищем, сжимающим в лапах морковку, и тоже скалилась, широко и неестественно улыбаясь. Она была похожа на мою приходящую няню, только у этой не было скобок на зубах. Зато та же светлая коса, заплетенная у самого затылка. Она тыкала Багсом Банни мне в нос, суча этой проклятой морковкой, зажатой у него в лапах, точно разделочным ножом. Я ждал, когда же наконец кто-нибудь из социальных работников скажет ей, что Багс Банни мне противопоказан.

— Посмотри, что принесла тебе мамочка.

«Мамочка».

Я произносил это слово как заклинание, выручавшее, когда совсем невмоготу.

— Держи его, крошка, — лезла эта женщина со своим кроликом. Она скалилась все шире, поглядывая при этом на окруживших мою кроватку трех работников службы социального обеспечения, кивая им и поддакивая. Они так же трясли головами и скалились в ответ. И тогда она снова совала мне кролика — казалось, этой пытке не будет конца.

— Я твоя ма-ма. — Глядя на ее красные губы, лоснящиеся помадой, можно было явственно ощутить привкус этого слова во рту: металлический, кислый. Как же я сейчас мучился без нее, без той, что бросила меня им на растерзание.

И пока я глядел в эти пустые лица, склонившиеся над кроваткой, во мне поднимался бесконечный протестующий крик. Там, где-то глубоко внутри, я кричал и взывал к Ее потерянному имени.

В первый день, когда мы приехали в этот дом, я закатил истерику: бросился на пол, крича, чтобы мне вернули мою настоящую маму.

Не обращая внимания, она пошла готовить обед.

— Смотри, «СпагеттиОс».

Я даже не шелохнулся. Заснул прямо на полу. Проснулся в узкой детской кроватке и, увидев перед собой Багса Банни, устроил скандал.

Мне было продемонстрировано еще несколько новых игрушек. Дома они были лучше и в куда большем количестве. Поэтому я повыкидывал все ее подарки за окно.

Когда ко мне подошла одна из социальных работниц, я стал орать так, что меня в конце концов вырвало — прямо на ее темно-синие вышитые туфли.

— Привыкнет, Сара, — сказала она моей новой маме. — Держитесь, милочка, — и похлопала ее по плечу.

На ланч Сара мазала мне бутерброд арахисовым маслом и потемневшим желе. Моя настоящая мама всегда снимала корочку. Я сбросил пластиковую тарелку с Мики-Маусом на пол.

Она развернулась, и рука ее замерла в воздухе, уже готовая отвесить пощечину. Я завопил, она остановилась — рука задрожала, не решаясь ударить и не в силах уступить.

Мы смотрели друг на друга, тяжело дыша. И тут словно что-то пролетело меж нами — и ее лицо стало каменно непроницаемым. Не знаю, что это было, не могу подобрать точного определения.

Стоило мне начать всхлипывать, она хватала джинсовую куртку и уходила. Раньше меня никогда не оставляли одного, даже на пять минут, но я понимал, что в моей жизни произошли перемены, и поэтому истерики не будет.

Добежав до кровати, я зарылся в нее лицом, потом свернулся калачиком и стал ждать, когда же наконец все встанет на свои места.

Пронзительный звонок телефона. В детской темно — ведь у меня теперь нет ночника-динозавра.

— Да, спасибо, слышно хорошо, — услышал я ее спокойный голос. Затем визгливое: — Але? Алле? Да, Джеремая здесь…

Мое сердце учащенно забилось.

— Джеремая, дорогой, ты не спишь? — позвала она, и тень ее метнулась в полуприкрытую дверь.

— Это мама? — заголосил я, путаясь в простынях.

— Да, милый, это твои приемные родители.

Я бросился к телефону.

— Да-да, он здесь.

Я изо всех сил тянулся к телефону.

— Что-о?… — она вдруг нахмурилась.

Я стал прыгать, пытаясь достать до трубки.

— Плохой?.. Ну, не такой уж он… — Она уворачивалась от меня, наматывая на себя черный телефонный шнур.

— Мама! — заорал я, дергая телефонный провод.

— Да… понимаю, — отвечала она, кивая и продолжая отворачиваться. — Ах, вот в чем дело? Ладно, я ему передам.

— Дай мне… мою маму! — завопил я и рванул шнур.

— Так вы не хотите с ним поговорить?

— Папа! — взвыл я и дернул еще сильнее.

Трубка вылетела из ее рук, поскакав по голубому, с искрой, линолеуму, и закатилась под стол. Там она закрутилась как бутылочка, микрофоном кверху. Я прыгнул за ней, скользнув животом по полу, как ушил меня папа, когда мы играли в «брюхобол». Но стоило мне коснуться трубки, как она вылетела из-под стола, увлекаемая за шнур. Сара опять одурачила меня.

— Поймала! Поймала! Але?.. Да! Да! Это он тут чудит. Да, черт возьми, я с ним поговорю.

Я развернулся на животе и шайбой вылетел из-под стола.

— Ладно, спасибо. — Она гадко улыбалась в трубку.

— Нет! — Руки мои взметнулись к ней.

— Все будет в порядке. Вы сделали, что могли. Спасибо за помощь.

— Нет! — В этот момент я запутался в собственных ногах и снова плюхнулся на пол, но теперь уже совершенно бессмысленно — трубка была у нее.

— Пока! — с победной улыбкой она закрутилась на ножке, как балерина, разматывая опутавший ее провод.

— Не-ет!

Рука ее опять застыла в воздухе — сейчас в ней змеился свитый кольцами провод. Она словно дразнила меня. Я махнул рукой, пытаясь достать, — но совершенно напрасно. Она играла со мной в кошки-мышки.

— Ма-мочка! — заорал я, глядя, как трубка опускается в гнездо телефонного аппарата.

Я бросился к телефону, снял трубку и страстно заговорил:

— Мама, мамочка, папа! — кричал я туда, как заклинания, знакомые слова.

— Они уже отключились, — сообщила она, располагаясь на кушетке. Подобрав под себя ноги, она курила сигарету, прижав колени к подбородку и натянув на них большую, не по размеру майку.

Я продолжал звать родителей, хотя единственным ответом оставался телефонный зуммер. Я прижимал трубку к уху, надеясь услышать за гудками, как за воем пурги, их далекие, потерявшиеся голоса.

— Их уже нет, — произнесла она, выпуская дым. — И знаешь, что они сказали?

— Алло? Алло? — продолжал я, несколько потише.

— Они больше не хотят с тобой разговаривать.

Я подул в микрофон, как это делают взрослые, когда плохо слышно. И тут, когда до меня дошел смысл слов, я промычал нечто невразумительное и выронил трубку, которая опять поскакала по полу.