Читать книгу "О чем говорят президенты? Секреты первых лиц - Вячеслав Кеворков"

Политик он очень опытный, но на сей раз в расчетах ошибся.

На следующий день, 1 мая, у меня дома раздался звонок, и вежливый женский голос сообщил, что визы в Америку готовы. Бар и я таким поворотом в ходе событий были опечалены, но, как говорят французы, «nobless oblige» — «положение обязывает». И спустя день мы зависли на десять часов над океаном.

Смена временного, климатического и морального поясов, а также сознание того, что под тобой вода, и в случае падения ты будешь лежать не в земле, которая должна стать тебе пухом, а тебя будут терзать акулы, деморализует человеческое сознание, и лишь крепкие напитки, типа водки или виски, могут поддержать ветхую стабильность в мечущейся душе воздушного пассажира.

Некогда роскошная авиакомпания «Люфтганза» принадлежит немцам, которые никогда не отличались щедростью, а в последние годы буквально помешались на экономии. Экономят на пище, напитках, туалетной бумаге. Слава Богу, не на керосине, которым заправляется самолет. И поэтому мы благополучно добрались до аэропорта имени Даллеса.

Он сильно обветшал и, благодаря подтекам на его бетонных стенах, выглядит сегодня неумытым и чем-то напоминает мне здание громадного крематория. Что касается американцев, то я знаю их с конца войны — работал вместе с ними в союзнической комиссии в Берлине. Они всегда были мне в какой-то степени понятны и симпатичны своим образом жизни, а иногда и ходом мышления. Встреча с Америкой и, в первую очередь, с американцами почти полвека спустя приятно поразила меня. Особенно — с молодым поколением американцев. В отличие от стариков, все они представлялись сотрудниками университета либо Государственного департамента.

Я понимал, что это не совсем так, но устанавливать истину не входило в мои планы. Кстати, когда я первый раз зашел в конференц-зал, то был опять же поражен, увидев мою книгу «Тайный канал», изданную в Германии, лежавшую перед некоторыми участниками конференции на столе и на коленях. Несомненно, это был приятный момент. Авторы получают удовольствие, если не сказать наслаждение, не оттого, что пишут, а оттого, что их читают. Я не был исключением. Признаться, их было немного. Как ни странно, но здесь сказывалась великодержавность и, честно говоря, меня всегда умиляет последовательность, с которой американцы строят свои отношения с другими нациями. Если немцы после войны приложили массу усилий, чтобы заговорить по-английски, то американцы к немецкому языку остались равнодушны. Проводимая линия идеально пряма: хотите иметь с нами дело — учите наш язык и говорите как мы.

В остальном молодые американцы поразили меня высоким интеллектом и прекрасной подготовкой. Поставленные ими вопросы подтверждали это. Старшее, послевоенное поколение, выработавшее свой служебный ресурс, несомненно, уступало в интеллектуальном смысле своим молодым преемникам, но значительно превосходило их в словоохотливости, то есть в общительности.

Согласно составленной программе, мой доклад следовал за докладом министра Бара, который всегда выступает с глубоким анализом периода разрядки, поскольку он был не созерцателем, а активным действующим лицом в этом процессе. Два аналитических выступления подряд были бы слишком обременительны для собравшихся, поэтому я предпочел рассказать о людях с различным менталитетом, находившихся по разную сторону «железного занавеса», но стремившихся к одной цели — сделать мир лучше.

Повествование о трудностях и курьезах, сопутствовавших общению руководителей двух стран, имевших различное представление о человеческих ценностях, оказалось как раз тем, что хотели слышать люди, заполнившие до отказа аудиторию к началу моего выступления. Я был далек от того, чтобы приписать себе проявленный интерес к моему выступлению. Безусловно, срабатывал эффект любопытства к организации, от которой я был заявлен как докладчик. Выступающему в Москве генералу ЦРУ или ФБР был бы обеспечен успех еще до того, как он раскрыл рот. Несомненно, и человеческий фактор играл в этом деле не последнюю роль.

Когда меня спросили, почему провалились попытки выстроить такой же канал между СССР и Америкой, и что нужно было сделать, чтобы он был тоже успешным, я набрался смелости и сказал, что было бы целесообразно в то время заменить противника разрядки — бывшего советника по национальной безопасности Бжезинского на ее сторонника министра Бара. Присутствовавшие одобрили предложение аплодисментами. Многие высказывания Сталина отвергнуты сегодня людьми и временем, но одно остается незыблемым — «Кадры решают все».

Что греха таить — аплодисменты пришлись мне по душе, и, как мне показалось, согрели души некоторым из присутствовавших. Я почувствовал это довольно скоро.

Следующие дни были для меня самыми интересными. Оказалось, что послушать мое выступление пришли, в том числе и бывшие сотрудники резидентуры ЦРУ в Германии. Прошедшие тридцать лет несколько состарили нас, зато превратили наши встречи в какие-то задушевные воспоминания. Поскольку я все, что можно было рассказать, написал в книге, то и роль моя в данном случае сводилась к изложению более красочному уже опубликованных фактов.

Перед моими бывшими оппонентами, а ныне, как и я, отставными коллегами была в свое время поставлена задача: выяснить, какие неофициальные переговоры велись между Брандтом и Брежневым через посредников. У американской стороны возникло подозрение, что Вилли Брандт ведет с Брежневым какой-то тайный сговор за спиной у американцев. И это несмотря на то, что министр Бар поставил Киссинджера в известность о существовании «канала» между лидерами обоих государств.

Честно говоря, удивляло то, что у американцев появились сомнения в отношении Брандта. Я, например, не знаю другого немецкого политика, у которого бы вопрос чести был так обострен, как у Брандта. И надо было быть каким-то особо изощренным психоаналитиком, чтобы, пообщавшись с ним в любой обстановке, не понять этого.

С другой стороны, я был рад представившемуся мне случаю на фоне недоверия к Брандту американцев хорошо подумать о руководителях моей страны. Сформировавшиеся как политики во времена самых острых конфронтаций внутри и вне страны Брежнев и Андропов сумели подняться над многочисленными интригами и сомнениями, досаждавшими их с разных сторон, поверить Брандту и в течение 12 лет существования канала ни разу не усомниться в политической порядочности канцлера. И это при том, что мне нередко приходилось доводить до обоих руководителей достаточно неприятные суждения Брандта относительно проводимой СССР внешней и внутренней политики. Как ни странно, но именно это и убеждало их в его искренности. Неудивительно, что разоблачение агента Гийома, внедренного в ближайшее окружение Брандта разведкой ГДР, вызвало у Брежнева раздражение. «Они же знают, что я веду переговоры с Брандтом. Зачем же подсовывать туда своего человека? Если их что-то интересует, пусть спросят— я, естественно, отвечу». Мудрый Андропов несколько подкорректировал своего шефа: «Мы не можем запрещать нашим немецким друзьям вести работу там, где они считают целесообразным. Однако существует этика, а это уже вопрос интеллекта руководителей».

Я рассказал об этом моим бывшим американским коллегам. Они предпочли глубже в этот вопрос не вникать, ограничившись универсальным умозаключением: «Мы выполняли указания…» Думается, я на их месте поступил точно так же… Кто давал подобные указания, сегодня не столь уж и важно. Важно, что в очередной раз подтвердился однажды выдвинутый тезис: «Люди решают все».