Читать книгу "Назовите меня Христофором - Евгений Касимов"

Поначалу Денисову казалось, что депутат — это власть, сила, а на поверку выходила сплошная декорация. Раньше Советы понарошку заседали, сосредоточенно делали вид, что советуют. Сейчас дума понарошку думает. Сплошная имитация. Как, впрочем, и многое сейчас. Подозревал Денисов, что реальная власть принадлежит определенно людям никому не известным, на вид серым и невзрачным. Но они очень сильны и умны, эти люди. Они не танцуют прилюдно чарльстон и не рассыпают веером американские и европейские деньги на глазах изумленной публики. Имен их не знает никто. И они холодными глазами смотрят на все эти массы, как бесстрастный ученый смотрит в микроскоп на жизнь инфузорий и амеб, как уэллсовские марсиане наблюдали за человечеством, копошащимся на зеленой планете.

В лондонских недолгих беседах с Хорезмовым пожаловался Петр Степанович, что не видит будущего России, и точит его подлая мысль, что срок ее истекает и конец неизбежен, и что делать? Разве что малыми своими делами просто попытаться отдалить этот конец? От происходящего тошнит, но от водки тошнит еще сильнее. А пьют ужасно. И как избавиться от этой напасти? Не запишешь же полстраны в наркологический диспансер. Мудрый и печальный Хорезмов ответил, что спасти может только чудо и только на чудо и надо надеяться. И, видя, как Денисов непонимающе округлил глаза, коротко пояснил: в начале VII века в Аравии жили племена, и находились они в совершенном ничтожестве, были они язычниками, и скудной и бедной была их жизнь; так прозябали они, пили пальмовое вино и просто спивались, но вот пришел пророк Мухаммед, и все буквально за несколько лет перевернулось, и возникла колоссальная цивилизация и культура. И можно подводить под этот феномен какие угодно теории, но ясно же — случилось чудо!

Звучало вполне убедительно.

Господи! Что же, так сидеть и ждать? И пить? Тоска зеленая, сморщился Денисов. Да кто только не приходил за последнее время! Какие надежды были! И что? Двадцать лет назад смотрели по телевизору всю эту политическую мутоту — и как смотрели! Кино и немцы! Потом стало скучно. Приелось. Потом СМИ как сговорились и стали рассказывать про депутатов всякую чухню. Они, наверно, такими и были в большинстве своем — продажными и лживыми. Недавно встретил Денисов на улице поэта Вовчика Антиподова — Великого Страшилу андеграунда. Тот поинтересовался, депутат ли еще Денисов, и вдруг с восхищением стал рассказывать, что видел по телевизору, как менты гвоздили какого-то депутата Государственной думы. О, как они его метелили! Истинное наслаждение получил, кричал Антиподов, подлинное! И в глаза, подлец, заглядывал, жарко дыша перегоревшим алкоголем и блестя сливовыми глазами.

Да, депутаты сегодня что лагерные придурки — типа банщики, хлеборезы. Типа на кухне ошиваются. Или в Доме культуры. Обслуга. И нет у них никакой власти. И статус — одна видимость. И не любят их правильно. Есть и другие, но они или представители деловых кругов, или сами и есть центр этих кругов. И работают исключительно на себя. Есть, конечно, и независимые. Неподкупные. Как Робеспьер. Денисов даже знал нескольких таких Робеспьеров. У них обычно и летели головы.

Тошно было от всего этого, но уходить из городской думы Денисову было, в сущности, некуда. Возраст уже поджимал. А на плечах — семья. На работу никуда не устроиться. С его-то репутацией. Хотя вроде бы репутация как раз была железной. И писал он всегда то, что думал. Правда, с думами его выходил иной раз сплошной пердимонокль, так что и сам диву давался, что ж это он такое надумал. Поговорит с ним задушевно Савлов, и он уже думает как-то иначе, как-то по-савловски. Тьфу, гнусь какая! И, как подозревал Денисов, использовали его в думе втемную. Но гнал от себя эти мысли прочь, тянул лямку главного редактора, вел колонку и не думал о куске хлеба.

Он был очарован Савловым с самой первой минуты знакомства. Они встретились в его офисе и сели за большой круглый стол обсуждать проект новой городской газеты. Под кофе и сигареты, под живое русское слово — они понравились друг другу. Савлов выказал полное уважение Денисову, тут же подписал смету на оборудование и согласился со штатным расписанием. Особенно ему понравились скромные зарплаты журналистов. Савлов пообещал, что вмешиваться в работу редакции не будет, что он полностью доверяет профессионалам. И Денисов тогда даже и не понял, что же произошло на самом деле, он даже подумать не мог, что попал в савловский заповедник, где ему было предложено вольно бегать и пастись сколько душе угодно. Но зимняя клетка уже была готова.

Надо сказать, что Савлов обставлял не только таких простодырых журналистов. На его удочку однажды попались даже матерые швейцарские банкиры, приехавшие посмотреть живьем на человека, которому давали многомиллионный кредит. О, они себя мнили большими физиогномистами! Олигарх потом сильно хохотал, рассказывая в своем кругу о доверчивых глупых европейцах, а ведь он просто потупил свой огненный взор, положил ручки на коленки и щедро улыбался, изображая простого как три рубля русского заводчика — демидовского наследника.

Савлов представлял собой изумительный народный тип, в котором была крепость алмаза, зародившегося и сформировавшегося под чудовищным природным земным давлением в самой глубине темной сырой глины. Трудовое детство на окраине Тяжмаша, сиротство, забота о пропитании большой семьи, тяжмашевские пацаны, первый срок (отлупил одного пижона, а тот оказался сыном директора Завода Заводов), работа на ударных стройках и больших заводах, второй срок (построил школу в деревне из «лишних стройматериалов»), подпольные цеха, первые кооперативы, первые большие деньги, знакомства с министрами-капиталистами, очень большие деньги, наконец, политика — размашисто поспешал по жизни Савлов.

Он кидался во все стороны, где чуял наживу, где были риск и азарт. То устраивал на стадионах концерты Пугачевой, то торганет истребители в Китай, то завалит страну кожаными плащами, тушенкой и компьютерами. Покупал ваучеры грузовиками и становился владельцем захиревших заводов. И заводы начинали работать! Хватал недвижимость, которая каким-то чудесным образом вырастала в цене в сто, двести раз — и тут же продавал ее, а на вырученные деньги покупал пароходы, курорты, конезаводы, строил гоночные трассы, небоскребы — и везде ему была удача. Он даже в этот чертов кризис, когда стала потихоньку рушиться его империя, только качал своей крупной головой и бормотал измученно: «Ничего-ничего, я фартожопый».

Бывший красный директор, нынешний миллионщик — был он открыт, хвастлив, жизнелюбив, щедр, но при этом подозрителен, скуп, боялся смерти, и везде ему мерещились заговоры. Он играл и считал. Играл в боулинг, на бильярде, в покер — и был первым в своем кругу. Он даже с шахматистом Карповым однажды играл, правда, в подкидного дурака. Но скромно умалчивал о результатах. Он был настоящий игрок. Он видел в игре какой-то мистический смысл. Иногда, ведя переговоры о многомиллионных контрактах, он объявлял перерыв, уходил в подсобку, где сидела охрана, и там хищно играл в нарды. Он загадывал на выигрыш. И когда побеждал, возвращался к переговорам и заканчивал их триумфально. Это было какой-то манией. Однажды в Сербии (Савлов собирался там прикупить очень технологичный заводик, ну и еще сделать кое-что на благо Отечества) Денисов застал его в гостиничном номере, где тот на широкой кровати играл с увлечением в какую-то мудреную игру в карты. Сам с собой.