Читать книгу "Приговор - Кага Отохико"

Андо широко улыбнулся. В его улыбке чудилось что-то жутковатое. Хотя вообще-то у него было довольно привлекательное, с правильными чертами лицо. Вот только длинные ресницы казались накладными, а щёки — напудренными.

— Я тебя спрашиваю, почему ты средь бела дня взялся за своё?

— Захотелось и взялся. — Андо обеими руками погладил себя по ширинке. Брюки на нём были в обтяжку, и выпуклость впереди ясно вырисовывалась.

Тикаки вдруг вспомнились двадцать три шарика, вставленные в крупный член Сунады. Член Андо был куда лучшей формы и гораздо более опрятный. Ему вдруг живо представился великолепный труп Сунады, распростёртый на анатомическом столе. Ещё миг, и он сменился отрочески хрупким трупом Андо. Это видение невольно взволновало Тикаки, и он неожиданно ощутил странное желание. Фигура стоящего перед ним Андо вдруг показалась ему непристойной.

— Ты что, до ночи не мог потерпеть? — шутливым тоном спросил Фудзии.

Внезапно Андо расхохотался.

— Так разве ночи хватит? Я за день должен кончить раза три или четыре. А вы, начальник, сколько?

— Не твоё дело!

— Ну, у вас жена красотка. Нихэй говорил. Уж конечно, при такой жене можно обходиться и без собственной динамо-машины. Да, кстати, ведь я написал заявление, чтобы мне разрешили пользоваться бумагой для рисования и пастелью, а ответа до сих пор нет как нет. Интересно, почему? Я хочу рисовать. Я, конечно, не великий Хирасава, но почему бы не попробовать? К примеру, портреты мне удаются очень даже неплохо. Обещаю, что начну с вашего, господин начальник.

— Да ведь ты всего две недели назад получил разрешение на тушечницу и кисть! Ты всех достал, требуя, чтобы тебе дали возможность заниматься каллиграфией, и что из этого? Тебя хватило всего на день. Верно?

Таянаги кивнул и почтительно добавил:

— До этого он придумал лепить из глины, потом были сухие цветы, и каждый раз его хватало всего на день. Он вечно так: то за одно хватается, то за другое, и всё ему тут же надоедает.

— Вот видишь? Садись-ка сюда, Андо. Мне нужно с тобой поговорить. Может, и вы, доктор, войдёте?

Фудзии вошёл в камеру и сел, неловко скрестив длинные ноги. Дождавшись, пока сядет Тикаки, он сделал знак надзирателю Таянаги, чтобы тот закрыл дверь. Пол был липкий, от циновки возбуждающе пахло спермой. Вблизи было видно, какая белая и гладкая у юноши кожа, он казался совсем юным. Одет он был тщательно, даже щеголевато, и, хотя заключённым мужского пола не разрешалось пользоваться средствами для волос, у Андо они лежали волосок к волоску, может быть потому, что он пригладил их, смочив водой. Он пытался сидеть в церемонной позе, но, судя по всему, нервничал и ёрзал задом по циновке.

— Андо, всё, что ты говорил, — наглая ложь.

— Это вы о чём?

— Разве не ты говорил, что Сунада хочет покончить с собой, приняв снотворное?

— А, это… Так мне сказал Кусумото.

— А он клянётся, что никогда ничего подобного не говорил.

— Врёт. Я точно слышал от него. Он мне нашептал это на ухо сегодня утром на спортплощадке. Ну я поверил и сообщил вам. И чего вы на меня взъелись? Лучше бы уж я ничего не говорил. Теперь буду держать язык за зубами.

— То есть ты хочешь сказать, что это Кусумото мутит воду? Ну ладно, если что ещё услышишь, немедленно докладывай. Понятно? А это наш доктор Тикаки. У него были большие неприятности из-за твоего донесения насчёт самоубийства Сунады.

Андо почтительно склонил перед Тикаки голову, потом уселся поудобнее, скрестив перед собой ноги; впрочем, и в этой позе он, очевидно, чувствовал себя не в своей тарелке, потому что тут же вскочил и пересел на стоящий у окна стул, он же унитаз. Из-под тщательно отглаженных брюк виднелись красные шерстяные носки. Ни дать ни взять — беспечный юноша из хорошей семьи.

— Видите, он у нас настоящий барчук, — сказал Фудзии, обращаясь к Тикаки. — Первый богатей в нулевой зоне. А всё потому, что папаша и мамаша наперебой присылают ему деньги, носят передачи. Посмотрите-ка на эту гору консервов. Я уж не говорю о том, что свитеров и костюмов У него тоже не перечесть. Этих консервов ему век не осилить, а он ещё сам прикупает себе еду. К примеру, сегодня на обед ел котлетки. Я грызу солёную кету в нашей столовке, а он изволит кушать рыбные котлетки. Зачем ему заниматься какой-то там работой? Остальные только и мечтают о том, как бы подзаработать деньжат хоть на пакетик печенья, а он у нас на привилегированном положении.

— Ну и чем ты занимаешься целыми днями? — спросил Тикаки, которому показалось странным, что в заваленной горами консервов и одежды камере нет ни одной книжки.

— А ничем. Абсолютно нечего делать.

— Но чем-то всё же ты, наверное, занимаешься. Ты не читаешь?

— Читать он не желает. Собственно, все его несчастья и начались с того, что из-за нелюбви к чтению он прогуливал занятия в школе. Его отец оптовый торговец на овощном рынке в районе Канда, денег у него навалом, вот и отправил сыночка в частную католическую школу. Только тот не оправдал ожиданий папаши, предпочитал развлекаться, а не учиться, поэтому в конце концов его определили в какую-то мафиозную военную школу где-то в горах Гуммы, но он тут же взвыл, нарочно поранился и попал в больницу. В больнице у него обнаружили туберкулёз и отправили в санаторий на плоскогорье Асама; он некоторое время жил там, потом соскучился по мамаше и уехал в Токио, где изнасиловал и убил ученицу начальной школы. Так я рассказываю?

— Так, — улыбнулся Андо.

— Видите, ему всё нипочём. Плакать надо, а он зубы скалит. Ну, вообще-то, в семье у него сложные отношения. Когда он перешёл в среднюю школу, то родители развелись. Отец женился второй раз и забрал его к себе. Мать тоже вышла замуж. То есть получается, у обоих были интимные отношения на стороне. Верно?

— Да, верно.

— Так что денежки у них, конечно, водились, но, с другой стороны, явная распущенность и безнравственность тоже имели место. К тому же он рано остался без матери и воспитывался в неполной семье… И что самое странное, мать, которая его, можно сказать, бросила, вдруг ни с того ни с сего воспылала к нему нежными чувствами: она и в санатории его навещала, и теперь часто приходит на свидания. Да, как говорится, любовь слепа… Он ведь у нас маменькин сыночек…

— А в чём собственно суть дела? — прервал Тикаки бесконечный рассказ Фудзии.

— Да какой-то он странный, недоделанный, что ли, вот мне и захотелось, чтобы вы его осмотрели.

— Недоделанный… — начал Тикаки, но Андо внезапно расхохотался.

— Видите, видите? И смех какой-то дурацкий… Всё у него невпопад. Ну скажи, что ты тут нашёл смешного?

— Но ведь смешно — недоделанный…

— Это ведь я о тебе. Ты что, над собой смеёшься?

— Да про меня лучше и не скажешь. Одно слово — недоделанный.

— Вот что ты давеча вытворял? Ты же видел, что мы смотрим? Как ты мог спокойно этим заниматься?