Читать книгу "Интервью с вампиром - Энн Райс"

Я медленно повернул голову и посмотрел на него. Арман сиделтак неподвижно, что я ужаснулся: он показался мне неживым. Я снова и сноваслышал его слова: «…все, что мне нужно, – это покой и жизненноепространство. Только это и держит меня здесь». Меня снова потянуло к нему, имне удалось справиться с собой только чудовищным усилием воли. Хотелось всеизменить, сделать так, чтобы Клодия могла не бояться этих вампиров, чтобы онабыла неповинна в преступлении, о котором они все равно в конце концов узнают. Ичтобы я наконец обрел свободу и смог бы остаться здесь, с Арманом, пока он радмне или пока будет меня терпеть. Ради этого я был готов на все.

Я вспомнил, как Дэнис обнимал его, и подумал: вот символистинной любви, моей собственной любви.

Поймите меня правильно, я говорю вовсе не о физическойлюбви, хотя Арман был красив и прост, и никакая близость к нему не могла бытьнеприятной. Но для вампира существует одна высшая точка страсти – убийство. Яговорю сейчас о другой любви. Я видел в Армане подлинного учителя, каким для менядолжен был стать, но так никогда и не стал, Лестат. Я уже твердо знал, чтоАрман не стал бы ничего утаивать от меня. Истина просвечивала бы сквозь него,как солнечный луч сквозь оконное стекло, и, согретый его теплом, я смог бырасти и развиваться дальше. Я закрыл глаза. И услышал его голос, тихий, почтибеззвучный, и скорее угадал смысл его слов:

«Разве ты не знаешь, зачем я здесь?»

Я взглянул на него, пытаясь понять – неужели он может читатьмои мысли, неужели даже это в его силах? И я наконец окончательно простилЛестата: он был слишком зауряден и прост, он не сумел раскрыть передо мной всюшироту наших возможностей, нашу тайную силу; я все еще жаждал знания, итолько Арман мог дать его мне. Мое сердце сжималось от боли и тоски. Мнепредстояло совершать чудовищный выбор. Клодия ждала меня. Клодия, моявозлюбленная, моя дочь.

«Что мне делать? – прошептал я. – Уйти от них и,значит, уйти от тебя? После стольких лет…»

«Они для тебя никто», – сказал он.

Я улыбнулся и кивнул в ответ.

«Чего хочешь ты сам?» – мягко и проникновенно спросил он.

«Разве ты не знаешь? – удивился я. – Разве ты неумеешь читать мысли?»

Арман покачал головой.

«Не так, как ты думаешь. Я знаю только, что тебе и девочкеугрожает опасность, но ты и сам это знаешь. И еще я знаю, что, хотя она любиттебя, ты одинок и страдаешь».

Я встал. Казалось, что может быть проще: подняться на ноги,выйти из комнаты, быстро и незаметно проскользнуть по пустынным коридорам илестницам, оказаться на улице? Но мне пришлось собрать воедино все силы,пробудить каждую крупицу той странной особенности нашего естества, которую яназываю отчужденностью.

«Прошу тебя об одном: не дай им напасть на нас», –сказал я в дверях, не оборачиваясь и не желая даже слышать его вкрадчивыйголос.

«Не уходи», – сказал Арман.

«У меня нет выбора», – ответил я и вышел из комнаты.

Я уже шел по коридору, как вдруг, вздрогнув отнеожиданности, услышал за спиной его шаги, его дыхание. Он подошел ко мневплотную, его глаза очутились прямо напротив моих. Он вложил в мою руку ключ.

«Там дверь, – прошептал он, указывая в дальний конецтемного прохода, – лестница выходит в переулок. Только я о ней знаю. Идитуда, и ты сумеешь выбраться из театра незамеченным. Иначе они увидят, что тычем-то встревожен и расстроен, и это не доведет до добра».

Я повернулся, чтобы уйти, хотя каждая клеточка моего телахотела остаться с ним.

«Я хочу сказать тебе только одно. – Он приложил ладоньк моей груди. – Твоя сила в тебе самом! Не брезгуй ею. Если тебе доведетсястолкнуться с кем-нибудь из них на улице, пусть твое лицо застынетнепроницаемой маской. Смотри на них, как на людей, и повторяй: берегись! Я дарютебе это слово как талисман. Если когда-нибудь твой взгляд встретится совзглядом Сантьяго или любого другого вампира, говори с ним вежливо про все, чтоугодно, но мысленно повторяй только это слово. Всегда помни об этом. Я говорю стобой прямо, потому что ты ценишь простоту и честность. В этом твоя сила».

Не помню, как я добрался до потайной двери, отпер замок иподнялся по ступенькам на улицу, не помню, где был Арман, что он делал. Но ужев переулке позади театра я вдруг услышал его тихий, близкий голос: «Приходи комне, когда сможешь». Я огляделся, но, конечно, никого не увидел. И вспомнил,что он велел нам не уезжать из гостиницы, чтобы не давать Сантьяго и егокомпании ни малейшего свидетельства нашей вины, которого они так ждали.

«Видишь ли, – объяснил Арман, – убить вампира –исключительно захватывающее развлечение. Поэтому-то оно и запрещено под страхомсмерти».

На свежем воздухе я наконец очнулся. Вокруг был город,асфальт блестел после дождя, узкие высокие дома нависали над улицей. Яобернулся и увидел, что дверь за моей спиной беззвучно закрылась и слилась стемной стеной.

Я знал, что Клодия ждет меня, и, подходя к отелю, заметил вокне наверху маленькую фигурку, окруженную огромными цветами. Но я свернул сосвещенного бульвара, чтобы затеряться в темноте переулков, как любил делать вНовом Орлеане.

Нет, я не разлюбил Клодию. Я любил ее так же сильно, какАрмана. Вот почему я решил убежать, спрятаться от них обоих, и теперь срадостью внимал растущей во мне жажде крови, этой желанной лихорадке, туманящейразум и врачующей боль.

И вот из тумана навстречу мне вынырнул человек. Казалось, онмедленно бредет по какому-то фантастическому ландшафту, так глуха и пустыннабыла ночь. Огни Парижа едва мерцали в непроглядном тумане, я стоял на холме вневедомой стране, в неведомом мире. Пьяный прохожий слепо двигался мненавстречу, в объятия самой смерти. Приблизившись, он вытянул вперед руку,дрожащие пальцы нащупали мое лицо.

Я был голоден, но не безумно, и мог бы сказать ему:«Проходи». С моих губ уже готово было сорваться Арманово слово-талисман, нодерзкая, пьяная рука прохожего обвилась вокруг меня. Он смотрел с восторгом и мольбой,просил пойти к нему домой, потому что он должен написать мой портрет, прямосейчас; говорил, что там тепло… И я уступил. Я с наслаждением вдыхал резкийприятный запах масляных красок, их пятна пестрели на его свободной блузе. Мышли куда-то по Монмартру, и я прошептал ему: «Ты же не мертвый, да?»

Мы шли через запущенный сад, прямо по густой, мокрой траве;я повторил: «Ты живой, живой». И он засмеялся. Он трогал мои скулы, щеки икрепко сжал мой подбородок, когда мы вошли в круг света под одиноким фонарем увхода в его жилище. В доме, в ярком свете керосиновых ламп, я разглядел еголицо, раскрасневшееся от вина и ночного холода, и огромные сверкающие глаза втоненьких красных прожилках.