Читать книгу "Владимир Набоков. Русские романы - Нора Букс"

Отмечу, что в исходной формуле «женщина – женский портрет» у Чернышевского эротика является признаком живой женщины, у поэта Годунова, наоборот, эротика – признак искусства.

Характерно, что низкие жанры живописи в романе часто связаны с торговлей, рекламой («Все, что являло собой плоскую картонку с рисунком на крышке, предвещало недоброе […] За круглым столом при свете лампы семейка: мальчик в невозможной, с красным галстуком, матроске, девочка в красных зашнурованных сапожках […] Эти именно дети ныне выросли, и я часто встречаю их на рекламах: он, с блеском на маслянисто-загорелых щеках, сладострастно затягивается папиросой и держит в богатырской руке, плотоядно осклабясь, бутерброд с чем-то красным (“ешьте больше мяса!”), она улыбается собственному чулку на ноге или с развратной радостью обливает искусственными сливками консервированный компот…»), а значит, с продажностью, с чертами коммерческой сделки: «…как я ненавижу все это (восклицает Федор. – Н.Б.) – лавки, вещи за стеклом, тупое лицо товара и в особенности церемониал сделки, обмен приторными любезностями, до и после! А эти опущенные ресницы скромной цены […] Александра Яковлевна признавалась мне, что когда идет за покупками в знакомые лавки […], хмелеет […] от сладости взаимных услуг и отвечает на суриковую улыбку продавца улыбкой лучистого восторга».

«Суриковая улыбка продавца» – двойная аллюзия. Ее цветовое прочтение – красно-коричневая улыбка кондитера с акварели Кустодиева «Булочник». Надо сказать, что кустодиевская акварельная серия «Русь», в основном изображающая портреты торговцев, почти целиком воспроизведена в образах «Дара».

Другой намек «суриковой улыбки» – художник Суриков, как и Кустодиев, входивший в Товарищество Передвижников. Но, в отличие от Кустодиева, обратившегося к бытовой живописи, Суриков и Верещагин, который также упоминается в романе (Годунов-Чердынцев вспоминает: «Я был всегда равнодушен к театру; но, впрочем, помню, какие-то были у нас картонные деревца и зубчатый дворец с окошками из малиновокисельной бумаги, просвечивавшей верещагинским полымем…»), писали историко-патриотические полотна. Цитирование их имен в контексте фальшивости торговли – отражение негативно развивающейся темы патриотизма в «Даре».

В главе об отце: «Этнография не интересовала его вовсе, что некоторых географов весьма почему-то раздражало […] Был один казанский профессор, который особенно нападал на него […], обличая его в научном аристократизме, в надменном презрении к Человеку…» Во время войны отец героя занимал «непатриотическую позицию»; «…Константин Кириллович, в тревожнейшее время, когда крошились границы России и разъедалась ее внутренняя плоть, вдруг собрался покинуть семью года на два ради далекой научной экспедиции…» Эротическая метафоричность стиля обнаруживает ложность патриотической оппозиционной точки зрения. Далее: «…отец фольклора недолюбливал». И Федор замечает «затоптанную в грязь папиросную картинку из серии “Национальные костюмы”…»

Еще один пример экфразиса в романе – литературное описание другого полотна Б. Кустодиева «Продавец воздушных шаров»:

«Весело ребятам бегать на морозце. У входа в оснеженный […] сад – явление: продавец воздушных шаров. Над ним, втрое больше него, – огромная шуршащая гроздь. Смотрите, дети, как они переливаются и трутся, полные красного, синего, зеленого солнышка Божьего […] Вот счастливые ребята купили шар за целковый, и добрый торговец вытянул его из теснящейся стаи: – Погоди, пострел, не хватай, дай отрезать…»

Наравне с отсылом к живописи этот отрывок стилистически и сюжетно реализует аллюзию на стихи Некрасова. В частности, на «Стихотворение, посвященное русским детям», где «добрый торговец» дядюшка Яков продает ребятишкам пряники и буквари. Но, в основном, пародируемая фальшь – «торговой доброты» в романе – аллюзия на поэму «Коробейники», которая и придает ей эротический смысл:

…Выди, выди в рожь высокую!Там до ночки погожу,А завижу черноокую —Все товары разложу.Цены сам платил не малые,Не торгуйся, не скупись:Подставляй-ка губы алые,Ближе к милому садись!Вот и пала ночь туманная,Ждет удалый молодец.Чу, идет! – пришла желанная,Продает товар купец…

Эротика текста-адресата обеспечивает второй ряд аллюзий на романную биографию героя: Некрасов посвятил поэму «Крестьянские дети» Ольге Сократовне, жене Чернышевского, женщине нрава вольного, обращавшейся с «мущинками» с «дешевой игривостью».

В тексте есть примеры и инверсивной цитатной связи живописи и литературного текста. Так, описание картины художника Романова «Футболист» воспринимается как аллюзия на стихотворение Н. Заболоцкого «Футбол», реализованная на тематическом и глубоком смысловом уровне:

«Вот как раз журнал с репродукцией. Потное, бледное, напряженно-оскалистое лицо игрока во весь рост, собирающегося на полном бегу со страшной силой шутовать по голу. Растрепанные рыжие волосы, пятно грязи на виске, натянутые мускулы голой шеи […] Он забирает мяч сбоку, подняв одну руку, пятерня широко распялена […] Но главное, конечно, – ноги: блестящая белая ляжка, огромное израненное колено, толстые, темные буцы, распухшие от грязи […], чулок сполз на яростной кривой икре, нога ступней влипла в жирную землю, другая собирается ударить, – и как ударить! – по черному, ужасному мячу, – и все это на темно-сером фоне, насыщенном дождем и снегом. Глядящий на эту картину уже слышал свист кожаного снаряда, уже видел отчаянный бросок вратаря».

Примечательно, что описание картины художника Романова резко контрастирует по тону и семантической нагрузке со стихотворением «Football» самого Вл. Набокова, написанным в Кембридже в 1919 году.

Содержание стихотворения составляет обмен взглядами игрока, от лица которого ведется повествование, и девушки. Герой видит, как девушка идет с соперником, как замечает его, следит за его игрой и становится свидетельницей того, как он мастерски «с размаху прерывает стремительный полет мяча». На поляне, как на арене, на сцене, герой равен артисту («худой, лохматый, как скрипач»), поэту («в молчанье, по ночам, творит, неторопливый / созвучья для иных миров»), он поражает воображение девушки своим мастерством футболиста.

Игра происходит в зимнем пейзаже: «играли мы, кружась, под зимней синевой», как, впрочем, и на картине Романова. Герой в «фуфайке белой», а его личным историческим фоном становится его «страна, где каплет кровь на снег». Такое победно-драматическое цветовое оформление образа футболиста, демонстрирующего физическую ловкость и мастерство на поле футбольной борьбы, утверждает его исключительность в глазах девушки, особенно по сравнению с соперником, «юношей, похожим на многих». Впрочем, и девушка («…таких, как ты, немало»), приобретает значимость только благодаря выделяющему ее из толпы взгляду футболиста. Таким образом, футбольный матч в стихотворении Набокова приобретает смысл своеобразного современного рыцарского турнира.

Сцена футбола в «Университетской поэме» Набокова 1927 года также воплощает любовный мотив, а точнее мотив завоевания расположения девушки. Попытка героя, на этот раз сидящего на трибуне, оборачивается неудачей по контрасту с забитым голом.