Читать книгу "Рок семьи Романовых. "Мы не хотим и не можем бежать..." - Хелен Раппапорт"

* * *

В полдень 17 июля государственный хронографический журнал Ленина зафиксировал получение телеграммы из Екатеринбурга. На конверте он написал: «Получено. Ленин». Содержание телеграммы подтверждало, что екатеринбургские большевики осуществили ликвидацию, действуя во исполнение решения Ленина и ВЦИКа28. Но информация о судьбе семьи царя, содержащаяся в телеграмме, была неоднозначна, и Москва потребовала разъяснений. Двумя часами позже телеграмма от исполкома Уральского Областного Совета, адресованная Ленину и Свердлову, подтвердила, что «По постановлению Президиума [Уральского] Областного Совета в ночь на 16 июля расстрелян Николай Романов». Исполком Уралсовета сообщал, что готовит соответствующее заявление, к которому специально, чтобы ввести в заблуждение, будет добавлено, что «семья Романовых… была эвакуирована из города Екатеринбурга в интересах обеспечения общественного спокойствия29»[51].

Вечером этого же дня председатель исполкома Уральского Областного Совета Белобородов отправил в Москву зашифрованный постскриптум к упомянутому посланию: «Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу. Официально семья погибнет при эвакуации. А. Белобородов»30. Вполне очевидно намерение дезориентировать общество относительно того, что случилось с Александрой и детьми царской четы после убийства Николая. Исполком Уралсовета лишь позднее признает, что они погибли при мнимой эвакуации в надежное место. В Москве Свердлову было поручено сделать официальное заявление, которое он и огласил на заседании Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИКа) 18 июля. Позднее в тот же день правительство издало прокламацию, напечатанную в газете «Известия», в которой говорилось, что «коронованный палач» Николай Романов был расстрелян, а его жена и сын «отправлены в надежное место»; четыре дочери царственной четы даже не удостоились упоминания. Когда екатеринбургские большевики составили 20 июля заявление о том, что вся семья была расстреляна, оно было отправлено им обратно с рукописной пометкой: «Публикация запрещена». Исполкому Уралсовета было приказано придерживаться официальной линии «сообщения Свердлова для печати»31.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в дни, последовавшие за злодейским убийством Романовых, полнейшая сумятица воцарилась не только в России, но и среди их венценосных родственников в Европе32. Поскольку конкретной, достоверной информации было совсем немного, поначалу казалось, что единственным непреложным фактом является смерть Николая. Пока не было получено иных сведений, королям Европы надо было срочно делать все возможное, чтобы спасти царицу и ее детей. Между тем большевики уже начали создавать дымовую дезинформационную завесу. Когда один из немецких дипломатов в Москве прямо потребовал у Троцкого сообщить правду, стоящую за слухами о царе, тот ответил: «Я об этом ничего не знаю, и мне это совершенно неинтересно. Не могу же я, в самом деле, интересоваться жизнью каждого отдельно взятого русского буржуа»33.

Так и началась долгая, омерзительная, лукавая и жестокая игра; вычурные дипломатические переговоры вокруг «оживленных трупов», как выразился Керенский, во время которых большевики позволяли венценосным родственникам Романовых и их правительствам верить, что Александра и царские дети все еще живы34. С помощью этой циничной уловки большевики надеялись отсрочить неизбежный взрыв международного осуждения, а заодно предупредить возможное контрреволюционное выступление монархистов.

Многие слухи о Романовых, распространявшиеся по Европе начиная с июня, исходили из Стокгольма и из сообщества дипломатов, обосновавшихся в Вологде35. 16 июля в Копенгагене, то есть накануне убийства, датская газета Nationaltidende предвосхитила события предстоящей ночи, сообщив, что Николай убит. Главный редактор газеты послал телеграмму лично Ленину, прося подтверждения. В четыре часа дня он получил ответ из Москвы, в которой говорилось: «Слух неверен, бывший царь невредим. Все слухи – только ложь капиталистической прессы». Два дня спустя, 18 июля, ВЦИК опубликовал официальное заявление о том, что Николай был казнен «ввиду угрозы приближения чехословацких банд»; но на этом все закончилось36.

В Петрограде Маленький Марков услышал эту новость 20 июля, когда увидел собирающуюся толпу и «бегающих везде мальчишек-газетчиков», вопивших: «Специальный выпуск! Бывший царь расстрелян в Екатеринбурге! Смерть Николая Романова!»37. На следующий день на своей первой полосе это сообщение напечатала New York Times, а днем позже, 22 июля, официальное заявление Свердлова напечатала The Times. В обеих статьях было перепечатано утверждение большевиков о том, что «жена и сын Романова отправлены в надежное место» и ничего не было сказано о царских дочерях. В России советский режим хранил гробовое молчание о подробностях произошедшего38. Возможно, екатеринбургские большевики как-то прознали о заговоре офицеров военной академии в дни, непосредственно предшествовавшие убийствам? Газета «Уральский рабочий» явно утверждала нечто подобное в статье от 23 июля: «был раскрыт новый заговор контрреволюционеров, имевших целью вырвать из рук Советской власти коронованного палача». Газета утверждала, что «разстрел» позволил предотвратить этот заговор39.

В сложившейся в городе отчаянной ситуации и при столь ненадежном телеграфном сообщении было почти невозможно получить надежные новости из Екатеринбурга. 23 июля 1918 года в 19:15 британский министр иностранных дел Артур Бальфур, знавший не больше других и не имеющий возможности получить информацию от находящегося в Екатеринбурге Престона, отправил короткую, сухую телеграмму своему послу в Стокгольме, а ее копию – послу в Копенгагене:

«СРОЧНО. ЛИЧНО В РУКИ

Есть ли у вас какие-либо точные сведения относительно смерти Императора Николая?

Пожалуйста, немедленно телеграфируйте любые заслуживающие доверия новости, которые до вас дойдут»40.

Через день сэр Ральф Пейджет, посол в Копенгагене, ответил: «После наведения всех возможных справок здешняя королевская семья считает, что сомнений в смерти Царя больше нет». Вскоре после этого ответил и сэр Эсме Ховард, посол в Стокгольме, с сожалением написав: «У меня нет информации»41.

Хотя британскому правительству еще только предстояло сделать свое официальное заявление, король и королева были конфиденциально проинформированы, хотя детали произошедшего еще были неизвестны. 24 июля королева Мария записала в своем дневнике: «Было подтверждено известие о том, что бедный Ники Российский на прошлой неделе, 16-го, был расстрелян этими извергами большевиками». Это было, заключила она «слишком ужасно и бесчеловечно». И пусть они, возможно, и подозревали, что что бывшего царя ждет насильственная смерть, душевная боль от тягостного неведения о том, что произошло с его семьей, была куда острее. Томясь под домашним арестом в Крыму, отрезанная от каких-либо надежных источников информации, обезумевшая от неизвестности мать Николая, Мария Федоровна (Дагмар) упорно отказывалась поверить доходящим до нее вестям. «О моем дорогом Ники распространяют самые жуткие слухи, – написала она в своем дневнике. – Не буду и не могу им верить, но напряжение невыносимо… О, Господи, услышь мою молитву»42.