Читать книгу "Звездная река - Гай Гэвриэл Кей"

Он поднимает руку, готовясь позвать своих людей.

– Погодите, – говорит командир алтаев тихо и яростно.

Лу Чао опускает руку.

Голубое небо, белые облака, бегущие на восток, ветер тоже здесь, внизу, в траве. Они слишком далеко от леса, шелеста листьев не слышно.

Алтай говорит:

– Неуважения нет. Военачальник командует вместе с каганом. Возможно, теперь даже больше, чем он. Он моложе. Они действуют вместе. Мы… мы ушли дальше и быстрее, чем предполагали. Каган приехал бы к вам, если бы Восточная столица не сдалась так быстро.

Его катайский язык лучше, чем у переводчика. Он продолжает:

– Кагану пришлось остаться, чтобы уговорить воинов сяолюй стать нашими всадниками, присоединиться к нам. Это мастерство Янь’по. Ван’йэнь и его брат командуют в бою. Это их мастерство. Сражение закончилось, поэтому Ван’йэнь может приехать к вам.

Чао смотрит мимо него, через траву. Они узнали об этом в Ханьцзине, из памятки, подготовленной для него, когда он согласился принять это поручение. Что этими алтаями в действительности руководят два брата, а не старый каган. Больше они почти ничего не знают. Поэтому они здесь. Чтобы узнать больше.

И он теперь видит возможность двигаться дальше. Не быть убитым в этом ветреном, далеком краю. Он дважды кивает.

– Спасибо, – говорит он так любезно, так цивилизованно, как может, как повелитель, принимающий предложение. Он – голос императора Катая. Он говорит:

– Мы можем подождать военачальника здесь.

Он видит, как командир переводит дух, и понимает, как он был испуган. Ему пришлось бы стрелять, если бы Чао повернулся и поехал обратно на восток. У него не было выбора, его товарищи наблюдали, они слышали, что он сказал.

Необходимо быть очень осторожным в том, что ты говоришь.

– Здесь неподходящее место, чтобы ждать, – говорит алтай. – Нет еды. Нет кумыса, нет хороших юрт. Нет женщин! – он принужденно улыбается.

Чао улыбается в ответ.

– А где все это есть? – спрашивает он.

– До лучшего места шесть дней. У нас есть готовые стоянки для вас на каждую ночь. В шести днях пути есть хорошее место у реки, там вы встретитесь с Ван’йэнем, военачальником. Обсудите. Он уже быстро скачет туда.

Чао хорошо помнит карту. Шесть дней пути от побережья – это разумное расстояние. Тому, другому, предстоит более долгий путь.

– Мы будем ехать четыре дня, – говорит он. – Пошлите человека вперед, чтобы там приготовили лучшую еду и женщин. Я подожду вашего военачальника в юртах в четырех днях пути отсюда.

Командир алтаев несколько мгновений колеблется, затем кивает.

– Будет сделано, – говорит он. Он снова улыбается. – Для вас есть женщины цзэни. Самые красивые из всех.

– И кумыс? – спрашивает Лу Чао. Это шаг навстречу.

– Всегда кумыс, – отвечает алтай. – Кумыс сегодня вечером, для вас и для меня!

Чао опять кивает. Он поворачивает коня под высоким небом, которое помнит. Они снова пускаются в путь. Трава очень высокая, в ней растут полевые цветы и жужжат пчелы. Они вспугивают мелких животных, когда проезжают мимо. Он видит крупных рогатых животных вдалеке, их много. Парят и кружат в небе ястребы, а позже одинокий лебедь летит следом за ними к солнцу, которое уже садится.

Военачальник Ван’йэнь ничего не сказал о том месте, где они встретились. Словно лишняя езда для него ничего не значит, и не стоит тратить слов на ее обсуждение и мыслей на ее оценку.

Этот человек не говорит по-катайски, они разговаривают через переводчика, того же самого. С самого начала, с первого взгляда, до первых произнесенных слов, тревога Чао за исход этой миссии только усилилась. Этот человек слишком жесткий, слишком уверенный. Он не просит помощи ради освобождения племени от гнета сяолюй, лежащего бременем на степях. Он нетерпелив, уверен в себе, умен. Чао видит, как он его оценивает, точно так же, как он сам оценивает вождя алтаев.

С ним в юрте только его племянник. Ван’йэнь сидит напротив с переводчиком. Женщина, одна из цзэни (их женщины более привлекательны, чем он ожидал), подливает кумыс, когда чашки пустеют. Чао пьет медленно, не обращая внимания на то, как быстро его собеседник опустошает свою чашку.

Это переговоры, а не вечеринка. Ему позволено проявлять сдержанность. Это кажется ему правильным.

В данном случае это, по-видимому, не имеет значения. Предложение Ван’йэнь высказал сразу же, напрямик, и не желает уступать. «Нетерпеливый», – снова думает Чао.

Катаю предлагают четыре провинции из Четырнадцати. Не самых значительных, к северу от Ханьцзиня, а на западе, за тем, что осталось от Синаня, и только в том случае, если Катай завоюет Южную столицу сяолюй и отдаст ее алтаям. Это первое условие. Второе – оттуда они вместе отправятся на северо-запад, чтобы взять Центральную столицу. Если это будет сделано, четыре префектуры вернут Катаю.

Весь шелк и серебро, которое присылают весной и осенью, будут продолжать присылать – алтаям.

Каган алтаев Янь’по будет называться императором алтаев, когда падет Центральная столица. Его не будут называть племянником катайского императора. Они будут младшим братом и старшим братом.

Лу Чао не ожидал, что этот человек разбирается в дипломатических символах. Он быстро вносит мысленные поправки.

– Если вам это подходит, – говорит переводчик, – мы свяжемся по морю и организуем встречу наших всадников и вашей армии у Южной столицы следующей весной. Вам это подходит?

Военачальник пьет. В его глазах ничего невозможно прочесть, кроме того, что он сам хочет показать: полную и непоколебимую уверенность. Откуда такая уверенность у всадника, родившегося там, где родился этот человек? Что это говорит о его племени?

Лу Чао осторожно отвечает, самым серьезным тоном:

– Не подходит. Передайте это вашему кагану или обдумайте сами прямо сейчас. Мы не рыщем по степям для того, чтобы помочь одному племени победить другое. Тысячу лет и даже больше Катай видел, как возвышаются и падают племена на степных землях. Мы остались.

Он делает паузу, чтобы переводчик не отставал.

Ван’йэнь смеется. Он смеется.

Он снова пьет. Вытирает рот. И говорит, явно забавляясь.

– А что такое ваши династии, царства и восстания, как не племена, возвышающиеся и падающие? – передает его слова переводчик. – В чем разница?

Это вопрос унизителен, он говорит о невежестве. Чао вдруг хочется прочесть стихи Сыма Цяня, Хан Чуня, своего брата, свои собственные и сказать: «Вот в чем разница, ты, пропитанный кумысом варвар». Ему хочется привести в пример фарфор из Шаньтуна, пионы в Еньлине, парки и сады Ханьцзиня, музыку. Ему хочется оказаться дома.

Он переводит дух, ничем не выдавая своих чувств. И медленно произносит: