Читать книгу "Моя душа темнеет - Кирстен Уайт"

Она кивнула.

– Я способна на страшные вещи.

Николае рассмеялся.

– Самые ужасные.

– А потом украду твою любовницу-лошадь, чтобы тебе досадить.

– Твоя жестокость не знает границ.

Лада встала и потянулась, жалея, что некуда пойти. Она больше не уходила в лес, как прежде. Призрачный голос теперь преследовал ее, нашептывая в ухо шлюха, а запах грязи вызывал в памяти картины, которые она хотела бы позабыть навсегда.

– Пойду, осмотрю территорию, – сказала она.

Николае кивнул, но тут его радостное лицо посерьезнело.

– То есть ты поняла: я последую за тобой на край света.

Непривычное тепло наполнило душу Лады. Она отвернулась, пытаясь скрыть улыбку.

– Конечно, последуешь.

Она направилась к массивным парадным воротам крепости, впервые за несколько недель ощущая радость бытия. Что бы ни случилось, у нее оставались ее воины. Ее командование. А этого было не так уж и мало.

Посыльный, на плаще которого осела пыль многих миль и многих дорог, подъехал к воротам на уставшей лошади. Он снял с плеча сумку и протянул ее вперед.

– Письма из Албании.

– Я возьму. – Лада схватила сумку и позвала слугу. Они стали перебирать письма. Большинство из них были адресованы слугам, родственники которых обслуживали солдат. Несколько писем пришло ее воинам от друзей из осады. Они не получали вестей уже больше месяца, и Лада сдерживала себя изо всех сил, чтобы не вскрыть эти письма.

Затем она обнаружила письмо, адресованное ей. Ее сердце сжалось и взлетело так высоко, что стало трудно дышать. Неужели Мехмед, наконец, ей написал?

Не сказав слуге ни слова, она вернулась в свою комнату в казармах, положила письмо на стол и стала ходить вокруг него, глядя на него с подозрением, как будто оно вот-вот исчезнет. Что в нем написано? Что она хочет, чтобы в нем было написано? Что он мог ей сказать спустя столько времени, чтобы она его простила?

Ничего. Он не мог сказать ничего.

Она сломала печать, с силой оторвала край бумаги и раскрыла письмо, быстро пробежав глазами текст. Письмо было не от Мехмеда.

Почерк был незнакомым, но подпись внизу страницы принадлежала Раду.

Лада тяжело осела на кровать. В состоянии паники ей было трудно сосредоточиться на словах. Раду в осаде? Как? Почему? Он вместе с Мехмедом?

Странное чувство пронзило ее, разрывающая на части ревность к Раду за то, что он был там, куда ей был запрещен доступ, с Мехмедом. Наверное, Мехмед взял его с собой из Эдирне. Скрежеща зубами, Лада принялась читать. Письмо было коротким, всего несколько строк. Он приветствовал ее без вступления и без объяснения, а просто сообщал, что осада – это сущий ад и что скоро все закончится. Затем…

Лада остановилась и уронила письмо на пол. Потом подняла его и внимательно перечитала каждое слово, будто это могло изменить смысл написанного.

«Болезнь сжирает всех вокруг. Пусть это останется между нами, но Мехмед тоже заболел. Не думаю, что он поправится или переживет дорогу домой. Когда его не станет, ты окажешься в милости Мурада, который по-прежнему хочет видеть тебя мертвой. Без защиты Мехмеда ты окажешься в большой опасности. Мне страшно за тебя. Что бы ни случилось между нами, я не смогу жить, если не предупрежу тебя. Собирайся и беги, потому что сейчас этого никто не заметит».

Когда его не станет.

А не если.

Когда.

Лада посмотрела на дату – письмо было написано больше месяца назад. Это означало, что Мехмед, возможно, уже мертв, и был мертв все это время. Лада вспомнила весь яд, который в себе держала, всю горечь и злобу. Ее последние слова, обращенные к нему. Ее мысль о том, что когда он вернется, она все равно не признается ему в своих чувствах. Она согнулась пополам, держась за живот и едва сдерживая вопль, готовый вырваться из ее груди.

Она отправила Мехмеда на смерть, не сказав ему ничего, кроме грубых и обидных слов. Хуже того – это была смерть, которую даже она была бы не в силах предотвратить. Она не смогла бы одолеть чуму саблей, не смогла бы остановить убийственную болезнь кинжалом, каким бы ловким и острым он ни был.

Она упала на свою койку и свернулась калачиком, не в силах представить себе мир без Мехмеда. Раду был прав – в таком мире ей не найдется места. Самому Раду это не грозило, поскольку он нашел для себя другую роль, другое место.

И он это заслужил. Все, чем она владела на данный момент – ее дом, ее воины, сама ее жизнь – было у нее благодаря заботе Мехмеда. Все ее нити вели обратно к нему, а с его смертью все они оборвутся.

Скатившись с койки на пол, она подобрала письмо и стала перечитывать его снова и снова, страстно желая изменить его смысл. Потом положила пергамент на стол, громко хлопнув по нему ладонью, и воткнула в него кинжал так неистово, что лезвие вошло в деревянный стол по самую рукоятку.

***

Неделю спустя Лада была почти готова к отъезду. Она украдет лошадь. Собственной лошади у нее, как у янычара, не было, но несколько животных оставались в крепостных конюшнях. Еще два дня – и она отсюда уедет. Как было бы хорошо, если бы она принимала от Мехмеда дорогие подарки! А так у нее ничего не было, кроме янычарского жалованья. Она сходила к казначею, чтобы раньше срока забрать свою зарплату, но упрямый старый кретин не захотел нарушать план выплат. Если она украдет значительную сумму, это привлечет внимание, так что Лада была вынуждена ждать.

Ожидание было невыносимым.

Все ее воины замечали, как сильно изменилось ее поведение, но никто из них не понимал, почему. Николае нервничал больше остальных, и Лада боялась, что он узнал о смерти Мехмеда из своего письма или догадывался о ее намерении сбежать.

Пока она смотрела на солнце, умоляя его поскорее сесть, чтобы она смогла улизнуть, Николае осмелился положить руку на ее плечо. Остальные янычары ушли на ужин. Она не заметила, что он остался.

– Давай поговорим, – серьезно произнес он. – О том, что тебя беспокоит.

Она повернулась к нему, подозрительно прищурившись.

– Почему ты думаешь, что меня что-то беспокоит?

– Всю эту неделю ты была…

– Что? – Что он заметил? Рассказал ли другим мужчинам? Она не знала, кому доверять, и чем меньше людей знали о ее планах, тем лучше.

Он пожал плечами.

– На тренировке ты едва не сломала руку Петру. А вчера вообще пропустила все занятие. Ты либо не отвечаешь на наши вопросы, либо грубо огрызаешься. Прости. Я подумал – я не знал, что это серьезно. – Он переминался с ноги на ногу и теребил свой воротник. – Если хочешь, то есть если это для тебя важно, мы можем попробовать поцеловаться.

Лада посмотрела на него, не веря своим ушам. Затем, устав от напряжения прошедшей недели, закинула голову и расхохоталась. Смех изливался из нее горным потоком; она смеялась так, что упала на землю, больно ударившись животом.