Читать книгу "Дурная кровь - Лиза Марклунд"

Аннику одолевало любопытство, почему Биргитта оказалась в Лукебю. Ей ведь никогда не нравилось там, она же постоянно ныла и жаловалась по поводу муравьев, ос, крапивы, туда долго идти, и там нет мороженого и телевизора.

Пожалуй, она решила сделать как Анника, сойтись лицом к лицу со своими демонами. Возможно, рецидив и ультиматум Стивена заставили ее по-новому взглянуть на свою жизнь, и она посчитала необходимым начать ее с чистого листа.

Анника надеялась на это.

Вместе они смогли бы положить конец существовавшему между ними соперничеству и идти дальше рука об руку. У них ведь так много общего. К чему все эти старые обиды по поводу того, кого мама или бабушка больше любила.

Она прибавила шагу. Камни на склоне стали скользкими, как мыло, она поскользнулась и чуть не упала.

Наконец дом показался среди деревьев. Анника почувствовала, как ее бросило в жар от волнения. Он выглядел столь же убогим и заброшенным, как и раньше, но с водосточных желобов капала вода, ветер шумел среди листьев берез на опушке. Испытывал ли кто-то другой на земле такие же чувства к этому месту, как она?

Она большими шагами преодолела приусадебный участок и приблизилась к закрытой двери. Нерешительно взялась за ручку, дверь открылась под аккомпанемент скрипа ржавых петель.

– Биргитта?

Анника шагнула в царившую в прихожей полутьму, поморгала, приучая глаза к темноте. Скинула с ног грязные сандалии и прошла на кухню.

Она оказалась пустой.

Удивленная, Анника остановилась посередине. Кухня выглядела столь же неприглядно, как и раньше, без клеенки на складном столе, половик по-прежнему не закрывал люк в подвал. Она не обнаружила ни малейших следов сестры.

– Биргитта, где ты?

Потом она увидела в углу старую дорожную сумку. Ее не было здесь днем ранее, в этом она не сомневалась. Сумка принадлежала Биргитте?

Анника направилась к ней, но, прежде чем успела подойти, входная дверь с шумом захлопнулась. Она резко повернулась, но не от испуга, знала, что это просто ветер.

Потом она увидела мужчину в дверном проеме.

Пол закачался у нее под ногами, Анника не поверила собственным глазам.

– Ивар Берглунд? – удивленно произнесла она.

Это был он. Маленькие глазки, коренастое тело, она видела, как его вводили в Стокгольмский суд год назад, его портрет украшал первую страницу ее газеты еще сегодня утром. Ему предстояло выйти на свободу не раньше, чем через сорок лет, но он стоял здесь перед ней.

– Привет, Анника, – сказал он. – Как здорово, что ты пришла сюда.

Ее удивление сменилось страхом, у нее перехватило дыхание. Откуда он мог знать, как ее зовут? Она сделала шаг назад, ударилась пяткой о сумку.

Ивар Берглунд повернулся и запер входную дверь, сунул ключ в карман брюк.

– Садись, – сказал он и показал на один из деревянных стульев.

Она почувствовала, как паника охватила ее.

Семь баллов сразу, пожалуй, даже восемь.

– Что ты сделал с Биргиттой?

Он не ответил, а сел на один из свободных стульев, смотрел на нее, не отводя взгляда.

– Ты знаешь полигон Видсель?

Его голос оказался на удивление мягким и мелодичным. Анника уставилась на него.

– Испытательную базу? – спросила она.

– Сегодня это называют полигон Видсель. Там испытывают бомбы.

– Что?

– Не многим известно об этом здесь, на юге Швеции. Большинство считает, что Норботтен – это только лопари и морские птицы.

Она посмотрела на окно: удастся ли ей открыть его и выпрыгнуть наружу? Нет, внутренняя рама была на месте, а она сидела на шурупах.

Мужчина смотрел на нее. Но он не мог находиться здесь, это не укладывалось в голове, его ведь собирались выдать Испании.

– Моя родня оттуда, – сказал Ивар Берглунд.

Анника сконцентрировалась на дыхании, воздух не закончился.

– Место, откуда ты родом, играет большую роль, оно формирует тебя, входит в плоть и кровь, – продолжил Берглунд. – Мы жили там столетиями, но сейчас эту землю используют для испытания оружия массового поражения. Это все, на что она годится. Все, на что годимся мы, те, кто родом оттуда. Мы, выросшие в царстве смерти.

Анника сделала еще шаг назад, переступила через сумку.

– Однако тебе знакомо название Науста? – спросил он.

Науста? А ей следовало знать его?

– Это была деревушка среди леса, – сказал Ивар Берглунд. – Отец и мать родились там, они выросли в ней, хотя их перевезли оттуда перед тем, как там начали взрывать бомбы. Там провели имитационные испытания ядерного оружия, после чего они так никогда и не смогли вернуться. В результате папаша слегка повредился рассудком.

Берглунд кивнул в знак подтверждения собственных слов.

– Деревня или то, что осталось от нее, по-прежнему стоит на полигоне. Она по размерам не уступает Блекинге, ты знала это?

Она не ответила.

– Там проверяют, как взрывной заряд действует на природу и материалы, смотрят, что происходит с лесом. Швейцарцы построили большой мост на ровном месте с целью взорвать его. Там испытывали беспилотники и множество разных ракет. Свыше сорока штук, они есть повсюду. У Ирана и Пакистана. И Туниса, Бахрейна, ОАР, Индонезии, Сингапура, Таиланда, Венесуэлы…

– Где Биргитта? – спросила Анника пересохшим ртом.

Он немного выпятил вперед губы.

– В Наусте, – сказал он. – Или, точнее, в лесах по соседству.

Мобильный телефон пикнул в ее заднем кармане. Связь возобновилась. Если бы она только смогла воспользоваться ею.

Смысл его слов дошел до нее.

– Биргитта? Неужели она… Почему Биргитта поехала с тобой… туда?

Он кивнул снова.

– Туда можно проехать, дороги перегорожены, но нет никаких заборов. Только предупреждающие таблички. Никто не ходит туда, это пустыня.

Анника заметила, как черные точки заплясали перед ее глазами, скоро паническая атака могла стать свершившимся фактом.

– Почему? – повторила она вопрос.

Берглунд хлопнул ладонями, она видела этот жест в его исполнении во время переговоров об аресте.

– Я простой человек, – сказал он. – Люблю справедливость, это мое кредо. Люди получают то, что они заслуживают. Око за око, зуб за зуб. Сестра за брата.

Аннике стало трудно дышать, у нее подогнулись колени. Она начала шарить руками в поисках опоры и схватилась за один из стульев, села рядом со столом без клеенки.

– Ты забрал ее?

Он сложил руки на животе.