Читать книгу "Гордость и страсть - Шарлотта Физерстоун"

— Он украл у тебя жизнь!

Пожав плечами, Адриан потер рукой колено.

— Это не совсем так. Бичеры были очень добры ко мне, но я им не сын. Я работал на них, миссис Бичер кормила меня и стирала одежду.

— Сколько тебе тогда было?

— Шестнадцать.

Пока она фланировала по Мейфэру, посещала магазины и разъезжала по званым вечерам, Адриану приходилось бороться, чтобы выжить.

— Мой отец задумал грандиозный план. Он решил возложить на меня роль наследника древнего титула, а потому желал видеть меня образованным. Но ведь я был всего лишь уличной крысой. Неграмотный и неотесанный. Я воспротивился этой идее, но он сказал, что найдутся очевидцы того, как избивали его сына, поэтому достаточно легко распространить информацию о том, что он увозит его на север, чтобы поправить здоровье. Мы приблизительно одного роста, с одинаково темными волосами. Он посвятил меня в обязанности, передающиеся по наследству среди мужчин нашего рода. Адриану не дано было справиться с ними, в отличие от меня, выжившего в трущобах Лондона, побуждаемого к этому презрением, которое выказывал собственный отец. Его это весьма впечатлило. А мне хотелось доказать, — произнес Адриан, и Люси увидела, как сжимаются его кулаки. — Пусть я бастард, но я лучше, чем он сам и его законный сын.

Вначале я восставал против этого решения, пораженный его бессердечием, нелюбовью к законному наследнику. Но потом понял, что благодаря новому положению смогу видеть тебя. Понимаешь, я никогда не забывал тебя. Наблюдал за тобой издалека. Бывало, приходил с Сент-Джайлз на Гроувенор-Сквер и подолгу ждал, чтобы мельком тебя увидеть. Постепенно я стал понимать, что могу получить, став наследником Сассекса. Я бы стал равным, человеком из твоего мира, подходящим по рангу. Богатым и образованным, каковым ты хотела бы видеть своего мужа. Так думал я. Именно потому, ради тебя и для отца, доказав ему, что подобный мне может достичь многого, завоевать успех в этом мире, не имея ничего, я стал Адрианом Йорком, наследным герцогом Сассекса. Мы покинули Лондон, Ана сопровождала нас. Все поверили в то, что мой отец решил, наконец, взять в руки своего дегенерата-наследника и привести его в чувство. Он обучил меня чтению и письму, литературе и математике, посвятил в обязанности Братьев Хранителей. Ана обучала этикету и манерам, достойным герцога. Я был создан по модели, которую замыслил мой отец.

— Не знаю, что и сказать… — задумчиво произнесла Люси. — Как же мне теперь называть тебя?

Он взглянул на нее из-под шляпы. Она ощутила пронзительный взгляд его прекрасных глаз.

— Адрианом. Габриеля, того мальчика, каким я был когда-то, не существует. Честно сказать, я его не слишком-то хорошо знал. Что сказать? Скажи, что я не вызываю у тебя отвращения. Скажи, что я для тебя дорог как человек, как мужчина. Ведь я не герцог…

— Герцог, к тому же вызывающий уважение к себе.

— Это притворство.

— В тебе есть все лучшие качества истинного аристократа, это не мое мнение, это мнение света. Но, зная правду, я никогда не отвернусь от тебя. Я горжусь твоей любовью.

— Но ведь я бастард.

— Да, судьбе угодно было преподнести тебе немало испытаний. И я рада, что в конце концов ты был вознагражден. Отец приблизил тебя, благодаря этому ты стал прекрасным герцогом и замечательным любящим братом для Элизабет.

— Знаешь, она тогда уже почти потеряла зрение. Отец заставил меня провести на севере многие месяцы, а она в это время оставалась в Лондоне. Когда она, в свою очередь, должна была приехать в Йоркшир, он поехал с Аной и мной в Европу под предлогом того, что его сыну полезно совершить путешествие. Оно было долгим, его целью было обучить меня тому, что относится к обязанностям Братьев Хранителей. Восемь месяцев потребовалось для того, чтобы вылепить из меня наследника. А когда я, наконец, встретился с Элизабет, она уже ослепла. Она посчитала, что я очень переменился и возмужал после путешествия.

— Ее брат обращался с ней отвратительно, не так ли?

— В самом деле. Она была потрясена теми переменами, которые произошли в брате. У меня никогда не было настоящей семьи. Поэтому невозможно выразить, как я дорожу Элизабет. В ней есть все, что юноше хочется видеть в сестре. А незадолго до этого я видел, как отец полностью игнорировал ее. Он был тяжелым человеком, холодным и жестоким. Единственная причина, по которой я оказался в его доме, та, что на меня возложили обязанности Брата Хранителя. Он достаточно ясно дал мне понять, что в остальном я бесполезен для него.

Люси пристально посмотрела на него:

— Тебя клеймили.

Он коротко кивнул:

— Так принято среди Хранителей. Но я вскрикнул, тогда отец потребовал, чтобы меня клеймили заново и я мог доказать, что переношу боль по-мужски.

— Жестокий, жестокий человек. Ты выстрадал больше, чем допускает справедливость.

— Но и получил больше, чем многие другие, Люси, хотя мне никто никогда ничего не давал даром. Есть нечто, за что я больше всего благодарен судьбе: она привела меня к тебе.

Склонившись, она взяла его за руку.

— Да, так и есть. Забавно, — добавила она, улыбнувшись, — глубоко в сердце мне запали слова Изабеллы, что она сказала на том балу, когда познакомилась с Блэком: ты слишком «блестящ», совсем как бриллиант или чистый архангел. А ведь твое истинное имя Габриель.

Он засмеялся.

— Представь только мой ужас, когда я подумал, что наконец с легкостью могу войти в бальный зал и претендовать на танец с тобой. Но ты посчитала, что я холоден и бесстрастен. Как это нестерпимо, Люси, любовь моя, все внутри меня пылало при одной мысли о тебе столько лет, мое тело разрывалось болью от желания, а сердце… Оно было переполнено любовью, меня выводило из себя твое упорное нежелание видеть это. Как ты могла отвергать то, что я хотел подарить тебе?

Она задохнулась, чувствуя, как наполняются влагой глаза, когда подняла взгляд от соединенных рук к его лицу.

— И это все еще так, Адриан? Твое сердце все еще переполнено любовью?

Он притянул ее к себе, усадив на колени.

— Люси, — тихо сказал он, прижимая ее к себе и поглаживая по щеке, — я люблю тебя больше, чем жизнь. Ты первое, что я полюбил в этом мире, и станешь последним. Я никогда не знал доброго отношения к себе до той поры, пока ты не захотела сделать так, чтобы я почувствовал себя желанным. Я не знал, что значит тосковать по другому человеку, как дьявольски жестоко может ранить любовь, до того дня, когда вернул тебе кусок кружева, а ты в ответ объявила, что я холоден и лишен чувств.

Ей хотелось возразить, но он мягко коснулся кончиками пальцев ее губ.

— Я никогда не знал исступленного восторга или глубочайшего и самого истинного значения слова «любовь», пока не изведал это с тобой в ту ночь. Люблю ли я тебя? Да. — Он поцеловал ее влажные веки. — Да, — повторил он, касаясь губами ее щеки. — Тысячи раз да. — Его губы встретились с ее. — Навечно, навсегда, и ничто не сможет это изменить. Ничто.