Читать книгу "Интуитивное питание. Как перестать беспокоиться о еде и похудеть - Светлана Бронникова"

Многие прекрасно усвоили, что только достижения считаются, потребности же нужно научиться оставлять в стороне – и научились.

Многие вынуждены были слишком рано повзрослеть и отлично выучили, что заявлять о своих потребностях – значит «доставлять слишком много хлопот» родителям, а им это не нравится. Захотеть есть что-то определенное и ожидать от себя, что вы раздобудете именно этой еды – это и есть «доставить слишком много хлопот». Как вы отвечаете для себя на вопрос, заслуживаете ли вы этих хлопот? Да или нет?

Внутренний ребенок, который сначала протестует, кричит, пытается достучаться до нас разными способами, рано или поздно смиряется и только тихо плачет в своем углу. И, чтобы заглушить этот тихий, но все-таки беспокоящий нас плач, мы едим, едим, едим, едим…

Я не могу выбрасывать еду!

«Я не могу есть то, что я хочу, потому что сначала нужно съесть то, что уже лежит в холодильнике, потому что выбрасывать еду я не могу» – на каждой консультации, в каждой группе тема «преступления против еды» обязательно возникает. Еда сакральна. Еда – огромная ценность. Ее нельзя выбрасывать. На худой конец, можно выбросить то, что испортилось, остальное – доесть. «Пусть лучше брюхо лопнет, чем добро пропадет», – такая поговорка была распространена во времена наших бабушек. Именно они – бабушки и дедушки, прошедшие голод и войну, приучили нас, что выбрасывать еду преступно. Но это не значит, что в существенно более благополучно переживших Вторую мировую войну европейских странах такой проблемы нет: экономность и умение рачительно вести хозяйство – одна из основных ценностей протестантской культуры.

Дерек было не просто большой, он был огромный. Человек-гора. С трудом передвигался, вставал, мучительно дышал. Работать с ним, признаюсь, бывало чуть жутковато – в бездну всегда жутковато заглядывать, на то она и бездна. Уж больно контрастно это расщепление на две жизни, две реальности, двух разных людей. Один – почти разрушенный физически и эмоционально отец, полностью посвятивший себя дому и семье, безнадежно больной девочке, и, как любая переутомленная домохозяйка, урывающий свободные часы, чтобы просто поспать, проводив всех в школу и на работу. Его тело – мусорное ведро, он доедает за детьми и женой, потому что выбрасывать еду жалко и неэкономно – в семье работает только жена. Поэтому он складывает ее в свое тело. Ему нужно, чтобы тело тянуло, могло продолжать бег – это все. Я спросила, не хотел бы он сдать его нам, как машину в гараж, для ремонта – он очень воодушевился этой идеей. И прийти через две недели? – спросила я. Через полгода, – ответил он. И вот он же – невероятно эрудированный, с прекрасной литературной речью, эксперт в области наполеоновских войн и наполеоновского оружия. В сети никто не знает его под его реальным именем, только псевдоним. Никто не знает, как он выглядит, но у него десятки, сотни читателей и почитателей. Для них он, умный и тонкий (как ни саркастично это прозвучит), пишет свои статьи, осчастливливает своим экспертным мнением. Им восхищаются. Его ценят. Он востребован.

Он с нежностью и страстью говорит о саблях, о том, какой это прекрасный предмет искусства и, одновременно, – войны. Я пинаю фрейдиста в себе и не без удовольствия наблюдаю, как он выпрямляется в кресле, на лице появляется румянец, ленивый апатичный взгляд уступает место цепкому, воодушевленному. Его самая большая мечта – в течение трех лет вернуть своему телу нормальные формы и способность двигаться. Тогда он сможет надеть ослепительно красивую униформу времен Наполеона – «на затылке кивера, доломаны до колена, сабля с шашкой у бедра», как писал поэт, – взять один из экземпляров своей коллекции оружия – его коллекции сабель может позавидовать небольшой музей – и отправиться на празднование 200-летия битвы при Ватерлоо. Когда он говорит об этом, мне трудно видеть расплывшееся в кресле гигантское тело, перед глазами стоит молодцеватый, подтянутый, не без нотки самолюбования красавчик, любимец женщин, предмет зависти мужчин, умница и бретер. Я не знаю, хочу ли я, чтобы его мечта сбылась. Тот, первый, с кем я работаю, так ужасно, непоправимо ненавидит свое тело, что это никак не дает мне полюбить ослепительного второго. Да и нужно ли ему, чтобы его любили, вот в чем вопрос.

Запрет на то, чтобы избавляться от еды, которую уже никто не захочет съесть, так силен, что преодолеть его с ходу почти никогда не бывает возможно.

Я рекомендую действовать постепенно, шаг за шагом.

Для начала – купите много пластиковых контейнеров разного объема и замораживайте то, что годится для заморозки. Обычно мы запасаем впрок ягоды, овощи, мясо. Нет никакой проблемы в том, чтобы запасти и готовую еду – суп, жаркое.

Обязательно найдите ресурс для утилизации той еды, которую вы уже не хотите есть, – соседка-пенсионерка, пункт помощи бездомным. Оглянитесь вокруг – далеко не все люди рядом с нами живут в состоянии хронического пищевого изобилия. Отдав эти продукты, вы не только избавите себя от необходимости их съедать, но и сделаете доброе дело.

В Голландии эта проблема решена таким образом. Существует специальная социальная сеть для людей, которые не хотят выбрасывать свою еду. За очень небольшие деньги можно выставить на продажу эти блюда, и те, кому сложно или некогда готовить, с удовольствием заедут к вам по дороге домой и заберут еду.

Интуитивное питание осваивается быстрее и веселее, если у вас есть поддержка. Подумайте, может быть, стоит объединиться с кем-то еще, кто тоже читает эту книгу, и обмениваться едой так, как женщины обмениваются одеждой?

Если же ни один из этих вариантов не сработал, а еда все равно осталась, – подумайте еще раз, почему мусорное ведро в вашем доме имеет преимущество перед вами.

Легализация «полезных» продуктов

Может прозвучать странно, но динамика взаимоотношений со «здоровой» едой (помните, наша вторая корзина?) может развиваться крайне неоднозначно, особенно у тех, чей печальный опыт знакомства с диетами начался давно. Особый экстремизм эта динамика обычно приобретает у «недобровольных» диетчиков, то есть, попросту говоря, тех, кто, с точки зрения родителей, был полноват в детстве и поэтому заботливые старшие вовремя «прореагировали» и отвели дитя к диетологу (эндокринологу, запретили сладкое и т. д.). Результатом такого пищевого насилия становится стойкая реакция отвращения – аверсия – по отношению к тем продуктам, которые навязывались как полезные и единственно здоровые.

Родительская изобретательность и предусмотрительность в этой области оказывается безгранична – многие наши пациенты относятся к тем, кого родители посадили на диету в 14–17 лет, самый ранний известный мне случай – 8 лет.

В результате статус «отвратительных» и «ненавистных» приобретают овощи и фрукты, салат и невинные мюсли. Это чрезвычайно заслоняет, ограничивает наш мысленный «обзор», когда мы пытаемся, пока еще с трудом и вслепую, нащупать именно то, что нам хочется съесть. Многие, пережившие пищевое насилие в детстве, сообщали, что даже когда организм настойчиво требовал «яблочка» или «зеленый салат с оливковым маслом», они все-таки выбирали пирожок, булку, шоколадку. Сама мысль согласиться на яблочко вызывала в памяти забытые ощущения того, что надо «быть хорошим», злость и желание сделать назло.