Читать книгу "Внутренняя война. Том 2 - Стивен Ридер Дональдсон"

Король Бифальт затряс головой, пытаясь избавиться от этой мысли.

– Как скажете, отец, – проворчал он. – Я сам вижу совпадения, только когда их становится так много, что не заметить их невозможно.

Более того, магистр Фасиль, возможно, не догадалась рассказать вам о набегах из-за гор Грани Царства, о разоренных крестьянских хозяйствах и деревнях по всему югу Беллегера. И набеги эти начались как раз тогда, когда у нас впервые объявились жрецы ордена.

– В таком случае, король… – Третий Отец разглядывал пол, сапоги короля, растворенные окна… – Я увидел то, зачем пришел сюда. Я сделал то, зачем пришел сюда, хотя это и оказалось бесполезным. Давайте теперь обсудим ваши тревоги и желания.

Однажды я спросил, как бы я мог лучше послужить вам. – Монах снова позволил Бифальту увидеть свою печальную улыбку. – Вы задали мне тогда сложную задачу. Чего бы вы попросили у меня сейчас? Если это в моих силах, я сделаю это для вас.

У короля Бифальта был целый ряд вопросов. Будь сейчас время поспокойнее, он мог бы поспрашивать монаха об ордене Поклонения Многим. Он почти ничего не знал о нем. Или о служительницах Плоти и Духа – столько, сколько было нужно, чтобы побороть свои сомнения. Но смиренная открытость монаха побудила короля быть честным с самим собой.

…могла бы стать ценным помощником в Последнем Книгохранилище.

Честность опасна.

«Я хочу выпить».

Беллегеру угрожает опасность. Честность может оказаться фатальной. Бифальт может просто не вынести ее.

«Рана ваша не заживет, пока вы опять не превзойдете себя».

Но у него больше не будет такого шанса. Никто другой не видит его так, как видит Третий Отец.

Бифальт не успел окончательно решиться, ему бы следовало промолчать, но он, к собственному удивлению, спросил хриплым голосом:

– Посоветуйте, отец. Что мне делать с королевой Эстией?

Монах приподнял брови и задумчиво задал встречный вопрос:

– А в чем затруднение?

Король Бифальт сжал кулаки, чтобы сдержать себя.

– Вы знаете меня, отец. Вы знаете, как сильно я ненавижу магию и магов. – Он уже описывал монаху свою ненависть, когда они разговаривали в Книгохранилище двадцать лет назад. – Мне претит зависимость от магистров.

Теперь же я узнаю, что у женщины, на которой я женился, есть дар к магии. Он спит в ней, но его можно разбудить. Когда же он проснется, она может стать мне невыносима.

Не меняя тона, Третий Отец спросил:

– Почему же это затруднение, король?

Бифальту хотелось кричать, но он даже не повысил голос. Каждое слово, которое он произносил, он произносил спокойно.

– Потому что она моя жена. Потому что я люблю ее. Я могу любить ее. Я хочу любить ее. И… – он проглотил нахлынувшую боль —…она любит меня. Она уже столько раз доказывала это. Я не могу сомневаться в ней.

Я опорочил ее, отец, когда сделал своей женой. Я использовал ее, чтобы укрепить свой союз с Амикой. Но я пожелал ее с первого взгляда. И сейчас я желаю ее еще больше. Я не позволяю себе приближаться к ней, потому что опорочил ее. Она заслуживает лучшего. Но я пообещал себе, что когда эта война закончится, если я останусь в живых, если я достойно послужу своему народу, я заявлю свои права на место ее мужа.

А теперь… – голос короля, упрямо сжимавшего свою волю в кулак, задрожал, будто Бифальт был так же стар, как и монах. – Заклинательница не может быть моей женой. Я не могу быть ее мужем.

Третий Отец тихо хмыкнул. Он не поднимал взгляда на короля Бифальта. Казалось, будто он пытается отыскать ответ среди узоров деревянных половиц в очертаниях потертых ковров.

С глубокой нежностью он произнес:

– Да, это основательно вас затронуло, король. Трудно не увидеть ваших страданий. Нет такого, кто не опечалился бы о вас. Но вы придаете этому слишком уж большое значение.

Вы уверены, что ваша ненависть к магии – это часть вас, как вы есть. Вы ошибаетесь. Она не врожденная. Я не спрашиваю, как вы начали ненавидеть. Я не говорю, что причины для ненависти были ошибочны. И все же это был ваш выбор, а не врожденное свойство.

Выбор можно сделать. Это ваше право сделать его. Но от него можно также и отказаться. И это ваше право. Вы доказали мне, что обладаете достаточной храбростью, чтобы отказаться от сделанного ранее выбора. Когда вы согласились на смертный бой в Последнем Книгохранилище, вы сделали свой выбор. И позже вы отказались от него, отказавшись от битвы.

Может наступить день, король, когда вы забудете о своей ненависти. Может, конечно, и не наступить. Я не вижу вашего будущего. Я вижу только вас. Но вот что я скажу вам. В одном учение ордена Великого бога лжет. Выбор – это не вопрос истины и веры. Это вопрос истины и мужества.

Пока Бифальт молча смотрел на него – раненый в самое сердце, едва дыша, – монах спросил:

– Вы можете признаться себе в истине, король? Хватит ли вам мужества?

Король Бифальт не вскочил со стула. Он не бросился прочь, не закричал на монаха, не прогнал его. Но Третий Отец вскрыл его язвы. Свежая кровь вытекала из пульсирующих ран. Бифальту требовался какой-нибудь способ остановить кровотечение, как-то отмежеваться от озарений Третьего Отца.

– Вы побуждаете меня превзойти самого себя. – Бифальт не пытался смягчить свою горечь. – Вы не упомянули, чего будет стоить мне отказ от моего выбора. – Его поражение в Книгохранилище стоило ему всей его жизни. – Превосходили ли вы сами себя когда-нибудь, отец?

К удивлению Бифальта, плечи Третьего Отца поникли. Казалось, он состарился еще больше. Вся уверенность, приведшая его в Кулак Беллегера к королю Бифальту, сразу испарилась. Слегка насмешливо он признался:

– Вы дали мне такую возможность, когда доверили книгу Силана Эстервольта. Но тогда же вы избавили меня от необходимости выполнять мое обещание.

Появившееся было желание короля упрекнуть своего гостя тут же исчезло. Признание монаха обезоружило его, прежде чем он смог защититься. Не один раз за время пребывания Бифальта в библиотеке магов этот человек раздражал его и мешал ему, задавая такие вопросы и делая такие наблюдения, которые представляли его не в наилучшем свете. Но Бифальт не мог обвинять в этом монаха. Двумя фразами Третий Отец показал, что подвергал себя точно такому же испытующему взгляду.

Старик был более честен, чем король Бифальт. В нем было больше мужества.

* * *

Позже, когда монах оставил его, король Бифальт провел один час совершенно один, в возмущении вышагивая от стены к стене. Это был не первый случай, когда он не смог справиться с испытанием, предложенным Третьим Отцом. Как-то монах сказал ему, что Бифальт ведет войну с самим собой. И предложение этого человека поручиться за него стало такой проверкой, какую Бифальт не мог постичь. Или достойно ответить на нее. То, что происходило сейчас, не сильно отличалось от прошлого.