Читать книгу "Законы заблуждений - Андрей Мартьянов"

– …Не будет крестового похода в Лангедок, – подхватил Гунтер. – Отменяется разгром Ордена тамплиеров, не начнутся династические дрязги между Англией и Францией, приведшие к упомянутой тобой Столетней войне. Двумя королевствами станет править одна семья, вернее, представители двух ветвей одной семьи. Очень может быть, что Меровинги объединят Европу в некое единое государство, громадную империю от Атлантики до Буга… Может быть, Мартин Лютер даже не родится и не будет религиозных войн с Варфоломеевской ночью. Невероятно…

– Об этом хорошо рассуждать, сидя на крылечке, – скучно протянул Казаков. – И вдобавок неизвестно, станет ли от второго пришествия Меровингов лучше или хуже. Я могу задать себе самый главный вопрос: если этот мир, как ты мне объяснял, точнейшая копия нашего мира, то почему же у нас ничего подобного не случилось? Почему об этом заговоре никто никогда не узнал? Почему этот заговор провалился или не был осуществлен?

– Это уже не абсолютная копия, – уточнил Гунтер. – Резкое изменение произошло сегодня утром. В теории Ричард должен был открыть ворота Мессины и заставить Танкреда сдаться. Еще выясняется, что персонажи, ушедшие со сцены, наподобие Рено-Ангеррана, живы и действуют. Слу-ушай! Помнишь, я тебе говорил о том, что… этот… которого ты де Гонтаром называешь, выставил свою фигуру на шахматную доску? А не Ангерран ли это? Смотри: он обладает непонятной силой, которую можно, используя местную терминологию, назвать колдовской. Как бы по другому он тебя вылечил от заражения крови? Второе. Он открыто заявил, что де Гонтар – его старый приятель.

– Однако Райнольд де Гонтара совсем не слушает, – заступился за Шатильона Казаков. – И откровенно над ним посмеивается. Дело не в их взаимоотношениях, а в том, что как нам быть дальше? Только не говори, что следует сейчас же зарезать Райнольда, настучать обо всех его интригах Ричарду и Филиппу… Тем более, что Элеонора Пуату тоже участвует в заговоре и, вероятно, готова пожертвовать Ричардом ради того, чтобы отдать трон Джону. А Джон, если я правильно понимаю, будет послушной игрушкой в руках матери, пока она не найдет ему достойную замену.

– Ты неправильно думаешь о Джоне, – покачал головой Гунтер. – Он из породы молодых, да ранних. Забудь Вальтера Скотта и представления о принце Джоне как о непроходимом кретине, угнетателе и разложенце. Я достаточно пообщался с ним в Лондоне, чтобы понять – Джон может держать в своих руках государство, особенно на пару с Годфри. А уж если за их спинами стоит Элеонора… Боже, храни королеву и ее младшего сына! Постарайся-ка вдумчиво оценить мои слова: после твоего рассказа я понял, что мы очутились здесь далеко не напрасно. Череда случайностей, на мой взгляд, отнюдь не случайных, привела нас ко двору королевы-матери, она использовала нас для своих интриг, а в результате история пошла по другому руслу. Разумеется, в Германии и Константинополе все пока остается по-прежнему, но, боюсь, после сегодняшнего дня с горы сорвется такой оползень больших и малых изменений, что я даже затрудняюсь сказать, каким будет завтрашний день.

– Что нам делать? – упрямо повторил Казаков.

– Нам? Вероятно, я и Мишель не станем вмешиваться в ваши с Ангерраном дела. Нас обоих тоже подхватило каким-то течением и неизвестно, к какому берегу прибьет. Если ты уверен, что Ангерран и де Гонтар отнюдь не друзья, какими хотят казаться, то действуй в соответствии с приказами твоего нового покровителя. Сам не справишься – позови нас. Всем нутром чую – мир начал переворачиваться. Он пока раскачивается, медленно, осторожно, но пройдет еще пара месяцев и сила резонанса окажется такой, что старая история не устоит. Колосс на глиняных ногах попросту рухнет. А я-то, дурак, вспоминал, отчего Гонтар показался мне знакомым! Оказывается, Лорд принял новое обличье… Кстати, мне очень понравился Хайме.

– Почему? – Казаков исподлобья взглянул на Гунтера.

– Он ведь знает, кто такой де Гонтар? Знает. Признаться, у меня не хватило бы смелости так запросто послать в задницу самого… ну, ты понимаешь, о ком я. Похоже, их семейство действительно обладает особым благословением, унаследованным от Хлодвига, Клотильды и святого Ремигия.

– Ай-ай-ай, какие мы крутые, – Казаков выпустил длинную струю слюны, рассчитывая попасть в расхаживающего на нижней ступеньке голубя, но не преуспел. – Опаньки, ты посмотри! Кто к нам приехал!

Врата обители раскрылись настежь, на крыльцо храма, стоявшего рядом со странноприимным домом, вылетела преподобнейшая аббатиса со свитой в составе сестры-келаря и полудесятка самых почтенных монахинь, а по немощеному двору глухо застучали копыта лошадей.

Сумерки природы, флейты голос нервный, конное катанье,

На передней лошади едет император в голубом кафтане,

Белая кобыла с карими глазами, с челкой вороною,

Красная попона, крылья за спиною, как перед войною…

– хрипло пропел Казаков, ничуть не погрешив против истины, ибо королева-мать, вернувшаяся в монастырь святой Цецилии, ныне облачилась в сияющий на солнце голубой сюркот, расшитый золотыми нитями. Прическу Элеоноры украшала роскошная сетка с жемчужинами, поддерживающая волосы, а лошадь в самом деле оказалась белой – впечатление от любимой Казаковым песенки портила только снежная челка высокой фландрийской кобылы. Аквитанка выглядела триумфатором – Элеонора улыбалась, бросила служкам несколько тяжеленных золотых монет, на которые в веке двадцатом можно обзавестись неплохой машиной, и вообще радовалась жизни. Она победила всех. Собственного сына, Танкреда Сицилийского, английскую армию и даже неприступных тамплиеров.

– Пойдем поздороваемся, – Гунтер едва не насильно поднял хмурого Казакова на ноги. – Давай, давай. Элеонора того стоит.

Они вдвоем успели подойти к лошади королевы быстрее, нежели спешивавшиеся наваррцы, что составляли почетный эскорт. Блистательная Элеонора Пуату мгновенно узнала Гунтера и Сергея, глянула на них сверху из седла с выражением римского императора, узревшего своих верных слуг, и протянула правую руку.

– Я счастлива вас видеть, мессиры! – звонко произнесла Элеонора. – Помогите мне спуститься на землю.

Гунтер подхватил правую ладонь аквитанки, Казаков, стоявший левее, поддержал королеву-мать за то место, что скромно именуется «ниже талии», и, наконец, невысокая полная дама щелкнула деревянными каблучками туфель о ссохшуюся на солнце глину монастырского двора. Гунтер, сообразив, что нужно делать, опустился на правое колено, незаметно потянув за собой Казакова.

– Я довольна вами, шевалье фон Райхерт, – пропела Элеонора. – Хотя, если я не запамятовала, сейчас правильнее именовать вас по титулу – барон Мелвих?

– Счастлив служить вашему величеству, – заучено пробубнил Гунтер.

– Примите, – Элеонора сдернула со среднего пальца левой руки невероятно тяжелый золотой перстень с сапфиром и протянула германцу. Сегодня она была готова раздать все свои драгоценности, лишь бы подтвердить славу щедрой и богатой королевы, а заодно вознаградить преданных соратников. – Барон, это для вас. На память. Мессир Серж, я, право, не знаю, чем отблагодарить вас, хотя… Шевалье де Сомюр!