Читать книгу "Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 - Татьяна Соломатина"

– Тебя заклинило? Танька, ты все породы собралась перечислять?

– Спокойные породы.

– Я бы поспорила про «спокойные» породы. Мой, зараза, на старости лет стал таким дёрганым, что ой! Все уговаривают усыпить, потому как он слепнет, глохнет, а я… Я не могу. Я прихожу с работы, он встаёт с подстилки, шатаясь, и всё равно плетётся мне навстречу. Я на корточки присаживаюсь – он мне лицо лижет. Слюны уже почти нет, дыхание горячее, зловонное, но это такая нежность… – Марго всхлипнула и несколько секунд помолчала, справляясь со спазмом. – Самую дорогую «Роял Канину» ему покупаю. Крохотные пакетики по стольнику. Для послеоперационных собак. С ладони кормлю. Никто, Танька! Никто и никогда не любит сильнее, чем собака. Всю его жизнь он только и делал, что ждал меня с работы. И ни единой жалобы, никакого: «Где ты шлялась?!», «Куда тебя на ночь глядя несёт?!» Всегда ждёт, всегда лицо лижет. Даже если я ему миску с водой, сука, забывала оставить! Светка, тьфу-тьфу-тьфу, сейчас, когда наш древний пёс умирает, на человека стала похожа. Я всё боюсь, что он без меня умрёт. Ему же наверняка страшно будет умирать в одиночестве. Это так несправедливо – умирать в одиночестве… Я даже рада, что мне грёбаное посольство визу сейчас не дало. – Маргарита Андреевна украдкой слизнула предательски покатившиеся из глаз слёзы. – Так, всё, в ближайшие выходные начешу его, накормлю его любимой бужениной от пуза, в миску блатной минералки без газа налью, и ветеринара вызову. Пусть умрёт у меня на руках, счастливый. Я его буду гладить, и он просто уснёт. Ведь так? Я спрашивала и читала – сейчас у них усыпление двухэтапное, не такое жестокое, как раньше. Я его буду чесать за ушком – и он просто уснёт, да?

Татьяна Георгиевна с глубоким сочувствием смотрела на подругу. Пёс Маргариты Андреевны был огромной частью её жизни, она приобрела его, когда Светка была совсем ещё крохой, и для Маргоши эта старая собака была не просто собакой, а членом семьи, близким существом. Мальцева подошла к старшей акушерке и крепко обняла её.

– Да, родная. Он просто уснёт, – прошептала она.

– Всё! – Марго шумно вдохнула воздух носом. – Раз, два, три, Маргарита Андреевна – не дури! Ремонт, наконец, сделаю! И вообще, забодалась уже поносные лужи подтирать, падая с ног после суточных марафонов, – она решительно освободилась из объятий подруги. – Да и мужик этот, из Колорадо, собирается прилететь. Раз мне не… А в хате псиной так прёт, что с ног сшибает.

– Ну да, цинизм – единственно оружие беззащитных, – мягко улыбнулась Мальцева.

– Кто бы говорил! – усмехнулась Маргарита Андреевна.

– Довлатов говорил. Я его не очень люблю, но…

– Так! – решительно перебила её старая подруга. – А теперь главный вопрос: кто отец?

– Интерн. Сёма меня последний раз в Питере любил, когда мы с ним на конференцию ездили. С Волковым – и того раньше было, да и с Волковым я предохранялась.

– А с Паниным не предохранялась?

– С Паниным иногда было «как получится».

– Акушеры-гинекологи, блять! – саркастично прокомментировала Маргарита Андреевна.

– Ну, он ко мне с чемоданами явился, очередное предложение со стопроцентной гарантией делал – кстати, так до сих пор и не забрал. Ни чемодан, ни предложение. Смешно…

– Ну, тряпок у Сёмы много, наверное, не меньше, чем у тебя.

– Ага. И чемоданов. И пиздеть – не мешки ворочать.

– Господи, да ты же сама всю жизнь отказывалась!

Мальцева немного помолчала.

– Знаю. Всё равно как-то обидно, что он меня вот так… прокинул! И вообще, я беременная, могу сама себе противоречить!

– Собака на сене! – предупредительно подняла указательный палец вверх Маргарита Андреевна.

– Ладно, ладно… – улыбнулась Татьяна Георгиевна. – У меня от Сёмы три штуки «обручальных» колец осталось, а также цацок и мехов немерено, и в основном добрые воспоминания. Пусть идёт с миром. Надо ему как-то чемоданы вернуть. Ему или Варе?

– Да бог с ней, с блаженной Варварой Андреевной! Её остаётся только пожалеть. Останется одна на старости лет, попомни моё слово! «Молодухе нашей» на Сёминых детей и внуков посрать будет, в отличие от тебя. Она его быстро на себе женит. У неё муж, как выясняется, такой, «галочный», она от него избавиться – спит и видит.

– Да мне, в общем-то, тоже было – цитируя тебя – посрать на его детей и внучку, всё-таки «внуками» он ещё не обзавёлся.

– Тебе было не… Ну, ты поняла! Не посрать, что они есть в его жизни. А терапевтической начмешде…

– Да-да, рефлексий у неё куда меньше моих.

– И единственной на всю жизнь любви к надгробию и портретам нет, в отличие от тебя! – Не дав Мальцевой слова вставить или времени на разозлиться, Маргарита Андреевна продолжила без паузы и скороговоркой: – Короче, учитывая график вашего с интерном посещения конюшни, другого кандидата в папеньки не предвидится.

– Ну и слава богу, что это так! А то два таких пенсионера, как Панин или Волков, помноженные на мои тоже уже достоверно седеющие хромосомы – то ещё создание могло получиться. Несмотря на все эти модные веяния и прочую толерантность, я не горю желанием воспитывать «солнечного ребёнка». Одно дело умирать в одиночестве – это, вполне вероятно, не только очень трудно, но и страшно скучно, но совсем другое – умирать в том же самом, фактически, одиночестве, зная, что ты оставил неприспособленное к жизни существо на произвол судьбы. А у Денисова гены молодые, крепкие, здоровые и всё такое.

– А ты ему…

– Даже не говори об этом вслух! Нигде! Никогда! Вот здесь – и всё, тема умерла!

– Слушай, но всё равно же все твои мужики заколотятся.

– Да всем всё равно!

– Я не знала, что энцефалопатия беременных начинается так рано, – Маргарита Андреевна так посмотрела на подругу, что никаких сомнений быть не могло: она искренне считает ту идиоткой. – Они же у тебя не вокзальные бомжи, не алкаши-наркоманы и прочий антисоциальный элемент. Все дядьки как на подбор. Так что, уж поверь, как только твоё состояние станет заметным – все трое засуетятся.

– У Волкова не будет возможности заметить.

– Ха! Если бы он считал, что ты всерьёз и навсегда с ним горшки побила, он бы забрал кольцо и подарки. А он – не забрал! И что он тебе сказал, напомни? – ядовито приказала Марго.

– Сказал: «Билет с открытой датой», – вздохнула Мальцева. – И, увы, – он регулярно названивает.

– И что?

– И я регулярно не отвечаю. В любом случае, если он узнает, что я беременна – я ему скажу, что не от него – и все проблемы будут сняты. Панин сейчас по уши влюблён, «О, как на склоне наших дней…», и всё такое. Он, разумеется, заметит. И, конечно же, будет допрашивать с пристрастием, но ему я скажу, что это…

– Непорочное зачатие! – ехидно вставила Марго.

– …что это вообще от… Скажу, что ЭКО. От донорской спермы. И он перекрестится и трижды сплюнет через левое плечо. – Мальцева обрадовалась, как девчонка, которой подарили желанную, дорогую, прежде доступную лишь в мечтах игрушку. – Вот! Прекрасная идея! Я сбрендила от одиночества и воспользовалась услугами репродуктивных технологий. Всем так и буду говорить. Всем, кто осмелится спросить.