Читать книгу "Сплетение судеб - Александр Владимирович Чиненков"

class="p1">Шагая в спальню, граф неожиданно для себя завернул в комнату Марфы.

Девочка лежала в постели. Он встал на колени у изголовья и рассеянно коснулся её волос в темноте. Затем Александр Прокофьевич поцеловал её в лоб. И его поцелуй не был ей неприятен.

– Ты спишь? – спросил он. – Хочешь поболтать?

Марфа кивнула, но не ответила.

– Ты думаешь о своей маме?

– Да, – тихо прошептала девочка.

– Тогда ты всегда о ней помнишь?

От его вопросов с Марфы разом слетели остатки сна. Она открыла глаза, увидела бледное лицо своего благодетеля, озарённого рассеянным, тускло-голубым лунным светом, и ответила:

– Да, я всегда её помню, всегда.

– А отца? Батюшку ты тоже помнишь? – подался вперёд Александр Прокофьевич.

Он заметил волнение девочки, погладил её по голове и снова поцеловал её в лоб.

– Да, – ответила она тихо. – И его я тоже помню, но плохо.

– Ты всегда должна помнить, чтить и крепко любить своих родителей, – вздохнул граф. – У меня тоже есть дочка, а зовут её Машенькой. У меня есть сын, и зовут его Архип. Вот только моих детей нет сейчас со мною рядом. А я очень люблю их и очень за них беспокоюсь!

– А почему их нет с вами? – спросила вдруг девочка дрогнувшим голоском. – Они умерли, как мои мама и папа?

– Нет, они живы, – не слишком-то уверенно ответил Александр Прокофьевич и огорченно вздохнул. – Я их найду, и мы будем жить вместе! – Он коснулся пальцами головы Марфы. – И тебя я к себе возьму. Ты так сильно похожа на мою Машеньку, что я решил… Ты будешь жить вместе с нами! Согласна?

Эти слова прозвучали в темноте подобно какому-то таинственному признанию; голос Александра Прокофьевича звучал нежно и доверительно, в его вкрадчивых нотках девочке почудилось предвестие чего-то необычного и трогательного. Комок, стоявший у неё в горле, растворялся, и она почувствовала вкус выкатывающихся из глаз слёз. А граф продолжил:

– Ты хочешь жить с нами? Хочешь?

Марфа схватила его руку, поцеловала и, смутившись, сказала:

– Хочу. Я буду жить с вами, если не прогоните…

– Я? Тебя? – Граф едва не лишился дара речи, услышав такое из уст несчастной сиротки. – Да я…

– Вы ступайте спать, господин. Вы устали, и вам надо отдохнуть.

Скрывая рвущиеся слёзы, Александр Прокофьевич пожелал девочке спокойной ночи, но продолжал стоять на коленях у её кровати, подперев подбородок ладонями и ничего более не говоря. Он стоял до тех пор, пока Марфа не сделала вид, что заснула.

Александр Прокофьевич вышел из комнаты. А Марфа тут же открыла глаза и посмотрела ему вслед.

– Господь вас наградит, – прошептала она. – Доброй вам ночи!

Только голова девочки коснулась подушки, ей захотелось помолиться. Она начала нашёптывать «Отче наш». Губы её шевелились, но в голове были совсем другие мысли. Губы Марфы двигались всё медленнее и медленнее. И вскоре она заснула…

* * *

Улегшись в постель, граф закрыл глаза, но сон не шёл. Ситуация у стен города казалась ему настолько критической, что он не мог даже поручиться, что Оренбург выдержит осаду до подхода подкреплений от императрицы.

«Итак, осада города началась, – подумал Александр Прокофьевич, – и, судя по всему, конца и края ей пока ещё не видно!»

Шестого октября тысяча семьсот семьдесят третьего года отряд майора Наумова потерпел крупное поражение при вылазке за стены города. Пугачёвцы жгли сено, заготовленное на зиму, и отряд был выслан, чтобы «угомонить» их. Но всё вышло наоборот. Действия отряда поддерживались огнём орудий со стен города. Войско самозванца оказало жесточайшее сопротивление, в результате отряд Наумова «принужден был ретироваться обратно в город».

Военные действия показали, что город обречён. Гарнизон ненадёжен и слаб как численно, так и морально. Если офицеры старались держаться мужественно, то их подчинённые не скрывали «и роптания, и великую робость, и страх». Тревогу вызывало и казачье население (около шестнадцати тысяч человек). Среди защитников ходили тревожные слухи о скорой сдаче Оренбурга самозванцу, от чего участились перебеги в лагерь пугачёвцев…

Двенадцатого октября часть войска, опять же под командованием майора Наумова, снова вышла за стены города. Пугачёв заранее знал об этой вылазке и подготовил «достойную» встречу. Завязалось ожесточённое сражение. Оно продолжалось более четырёх часов. Ненастная погода и страх перед окружением заставили Наумова бесславно возвратиться под защиту городских стен, оставив сто двадцать три человека убитыми на поле сражения…

Двадцать второго октября, используя всю свою артиллерию и большое количество боеприпасов, Пугачёв снова попытался взять город. Он сумел установить под увалом батареи и начал беспрерывную канонаду. С городских стен тоже ответили залпами пушек. Эта перестрелка длилась более шести часов. Но и на этот раз взять Оренбург не получилось. И войско Пугачёва отошло в Бердскую слободу.

Александр Прокофьевич отвлёкся от своих мрачных раздумий лишь к утру. Так и не сомкнув глаз, он встал с кровати и вышел из спальни. После ухода сакмарских казаков на городские стены в большом доме стало как-то пусто.

– Демьян? – позвал он слугу. – Ступай ко мне, бездельник!

Тот явился в ту же минуту. С всклоченной бородой, с заспанным лицом, с торчавшими в разные стороны волосами, слуга представлял собою комичную картину.

– Что стряслось, Ляксандр Прокофьевич? – спросил Демьян, пытаясь разобраться спросонья, почему так срочно понадобился своему барину.

– Приготовь оружие, и мы пойдём на стены, – прояснил все его сомнения граф.

– А я думал, что-то стряслось, – успокоился слуга, сладко позёвывая. – Когда… Прямо сейчас пойдём? Али как?

– Пойдём, когда перекусим! – ответил Александр Прокофьевич. – Распорядись, чтобы накрыли стол и собрали нам с собой что-нибудь покушать.

* * *

Граф Артемьев и Демьян остановились у гостиного двора.

– Кажется, я что-то слышу? – сказал Александр Прокофьевич.

– Я тоже, – крутя головой, сказал слуга.

Издали донёсся непонятный гул.

– Толпа гудит!

– И немалая…

К гостиному двору приближалось не менее двухсот человек. Во главе ехали верхом два казака. Один постарше, лет пятидесяти, а второй… Юноша держал в руках верёвку, за другой конец которой был привязан за руки ещё один казак. Пленник с угрюмым видом, опустив голову, шагал за конём.

Крики и громкие разговоры разносились в утреннем воздухе. Люди говорили о пленнике, который не произносил ни слова. Его называли предателем. Пленник якобы следил за теми, кто ехал на лошадях и собирался донести на них губернатору. Гнев и ненависть толпы рвалась наружу. Разъярённые люди подходили, отвешивали несчастному оплеухи, пинали и избивали плётками и палками.

У Гостиного двора толпа остановилась. Верховой казак, тот, что постарше, привстал на стременах и крикнул:

– Вот этот паскудник собирался донести на меня и сына моего губернатору! – Он