Читать книгу "Такой я была - Смит Эмбер"

Но он даже не сразу меня слышит.

– Ладно, – в конце концов произносит он, ставит стакан на журнальный столик и трет глаза. У него совершенно потерянный вид.

– Кейлин, я должна рассказать тебе кое о чем, и очень важно, чтобы ты меня выслушал и не прерывал.

– Ладно, ладно. Я слушаю.

Я делаю глубокий вдох. У меня получится.

– Так. Это нелегко… совсем нелегко. Даже не знаю, с чего начать…

– С начала? – саркастически предлагает он, не догадываясь, что на самом деле помогает мне.

– Хорошо. Начну сначала. Как-то ночью… – я запинаюсь. И начинаю заново. – Я тогда училась в девятом классе… я никогда никому не рассказывала, но той ночью… все спали… и Кевин зашел в мою комнату…

– Господи, Иди, ты можешь не запинаться?

– Пожалуйста, не прерывай меня. – Я поднимаю руку, и в кои-то веки брат замолкает. – Он зашел в мою комнату посреди ночи и… – Не могу произнести это слово, глядя на него, поэтому закрываю глаза руками. Только так я смогу рассказать. – Он лег в мою кровать, – я делаю вдох, – и изнасиловал меня. Он изнасиловал меня, Кейлин. Я никогда никому об этом не рассказывала, потому что Кевин сказал, что убьет меня, если я расскажу. И я поверила ему. Поэтому и знаю, что все обвинения против него – правда. Потому что он и со мной это сделал. И мне очень жаль, потому что тебе, конечно же, не хочется это слышать. Но если ты не поверишь мне, Кей. – я осекаюсь и перевожу дыхание, – …ты мне больше не брат.

Я выдыхаю. И жду. Вдыхаю. И жду.

Он молчит.

Я медленно открываю глаза. Думала, что Кейлин смотрит на меня, но нет – он сидит, зажав уши и крепко зажмурившись. Он повернулся в мою сторону, ссутулился, свернулся калачиком. Не шевелится. Я даже не слышу, чтобы он дышал. Не знаю, что сказать, поэтому молчу. Я оставляю его в покое. У него в голове все должно уложиться. Надеюсь, брат мне поверит и выберет мою сторону. Я жду.

– Я… – начинает он, но осекается. Я смотрю на него. – Я… я просто не понимаю, что ты такое говоришь, Иди, – бормочет Кейлин, зажав ладонью рот. Потом выпрямляется и смотрит на меня. – Я не по-ни-ма-ю, как это про-и-зо-шло!

Брат произносит каждое слово по слогам медленно и отчетливо. Внимательно смотрит на меня, словно ищет ответ, но я тоже не понимаю, как это произошло.

И тут он вскакивает и начинает ходить по комнате, словно тысяча мыслей одновременно проносятся у него в голове.

– Нет, – бормочет он себе под нос, заворачивает за угол и заходит в свою комнату.

Я хочу окликнуть его, но тут слышу грохот. Как будто мусоровоз врезается в стену дома. Кейлин кричит: «Черт, черт, черт!» Ревет, как раненый зверь.

Ноги сами несут меня к его двери. Я смотрю, что он наделал, что делает. Все, что стояло на комоде, – трофеи школьной славы, баскетбольные кубки, медали, дипломы, фотографии и модели машин, которые они с Кевином подолгу склеивали вместе, – валяется на полу в куче, похожей на лужу рвоты с ошметками воспоминаний. А он голыми ногами лупит по двери шкафа.

Брат никогда не давал волю эмоциям. Нет, пару раз я видела, как он злился; бывало, он выходил из себя, но таким не был никогда. Кейлин разворачивается, бросается к комоду и хватается за углы. Я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать «не надо!» – ведь я знаю, что он собирается сделать. Опрокинуть комод. А тот, должно быть, весит больше, чем мы вместе взятые – это же старый антикварный комод, принадлежавший еще нашим прабабке с прадедом. Наверняка и стоит кучу денег. Так и вижу, как сооружение падает, пробивает дыру в полу и проваливается в подвал. Но почему-то ничего не делаю: просто сжимаюсь и смотрю, как комод шатается, а пол скрипит под его весом.

Потом все прекращается. Комод снова встает на четыре ножки, а Кейлин перестает кричать. Он стоит посреди комнаты, тяжело дыша, стоит прямо напротив, смотрит на меня и, кажется, наконец меня видит. Наконец все понимает. В его глазах блестят слезы, и он щиплет себя за нос и прижимает к глазам кулаки, пытаясь остановить слезы.

– Не понимаю, – повторяет он, только на этот раз уже не чеканит слова: его голос дрожит и срывается. Потому что теперь он понимает.

У него подкашиваются колени, брат опускается на пол, и я тоже кое-что понимаю. Это касается не только меня. То, что случилось, затрагивает всех нас.

Я держу ее визитку в дрожащей руке. Услышав гудки, еще раз перечитываю ее имя.

Кейлин отвозит меня в участок в центре города. Я до крови сгрызаю ногти. Кейлин делает резкие глубокие вдохи, но я не слышу, чтобы он выдыхал. Мы не произносим ни слова, и лишь поднимаясь по высоченной мрачной лестнице полицейского отделения наконец заговариваем.

– Кейлин, тебе необязательно со мной идти. – Мне хочется избавить его от лишних переживаний. Каково ему будет выслушивать все в подробностях?

– Нет, Иди. Я тебя одну не брошу.

Мы выкладываем все из карманов и проходим через металлоискатель. Полисмены в пуленепробиваемых жилетах проводят по нашим рукам и ногам ручными детекторами. Мы идем по стрелочкам и поднимаемся на четвертый этаж. Я медленно толкаю двойные двери и ищу детектива Дориан Доджсон в большом помещении, где стоит куча столов, компьютеров, стульев, звонят телефоны и бегают серьезные люди с папками.

– Иден, я рада, что ты так быстро смогла прийти, – К нам подходит детектив Доджсон. – Кейлин, рада снова тебя видеть. Давайте найдем более спокойное место и поговорим.

– Детектив…

– Зови меня Дориан, – отвечает она.

– Хорошо. Дориан, Кейлину необязательно присутствовать, так ведь?

– Нет.

– Иди, я не уйду, – настаивает Кейлин.

– Иногда чем меньше людей присутствует при таком разговоре, тем лучше. Понимаешь? – Дориан чувствует, как я боюсь.

Кейлин кивает и, кажется, испытывает облегчение.

– Понимаю, – отвечает он. – Иди, позвони, когда закончишь, и я сразу за тобой приеду. Я буду в баре через дорогу – с бело-зеленым навесом, помнишь? Это рядом.

Он протягивает Дориан руку и учтиво кивает.

– Спасибо, что привел ее, Кейлин, – благодарит она. – Береги себя.

Она проводит меня в комнату, где есть окно, рядом с ним горшок с каким-то растением, диван и журнальный столик. Комната совсем не похожа на кабинеты для допросов, что показывают по телевизору.

– Некоторые вещи может быть трудно вспомнить, – предупреждает она и ставит передо мной банку диетической колы. – Но постарайся как можно подробнее описать, что случилось.

Мне, наоборот, жаль, что все вспоминается так легко.

– Он зашел в мою комнату. Это случилось в 2:48 – тогда я посмотрела на часы, – а в 2:53 уже закончилось, – рассказываю я. Но мои слова не отражают всю правду.

Пять минут. Каких-то триста секунд. Это мало или много? Все зависит от того, что успевает произойти за это время. Будильник звонит, ты нажимаешь на «ВЫКЛ», снова засыпаешь и просыпаешься через пять минут, как будто их и не было. Но вот ты выступаешь перед классом, все смотрят на тебя, или ты у зубного и тебе ставят пломбу – тогда пять минут тянутся очень долго. А если тебя унижает и мучает тот, кому ты доверяла, тот, с кем ты вместе росла, тот, кого ты любила, то пять минут покажутся вечностью. Такие пять минут длиннее всей оставшейся жизни.