Читать книгу "Пуп света - Венко Андоновский"

вызвав немалое удивление в зале суда, в котором снова стало шумно. — Они нуждаются в защите больше, чем мой клиент, — добавил он. После этих слов отец Иаков повернулся к судье и сказал: — Вызовите, пожалуйста, моего свидетеля.

В зале суда снова воцарилась тишина. Олигарх заметно нервничал. Прокурор наклонился к нему и зашептал, но, поскольку я сидел недалеко и к тому же я отлично научился читать по губам ещё в театральном институте, я примерно понял, что он ему сказал: «Господин Палмотич, не волнуйтесь. Он потребовал вызвать датчанина в качестве свидетеля, что противоречит всей адвокатской логике, потому что какой нормальный адвокат затребует свидетеля противной стороны? Но он имеет на это полное право. Не волнуйтесь, датчанина мы подготовили, он знает, что ему говорить».

В этот момент охрана привела датчанина с переводчицей, и он встал у скамьи свидетелей. Он был в очках. У него была повязка на руке и несколько пластырей на голове; судя по всему, он был из легкораненых. Иаков подошёл к нему, впервые отойдя от нашей скамейки. Остановился перед ним и спросил:

— Вы всегда носите корректирующие очки? — Да, — ответил датчанин. — Я близорук.

— Тогда почему мой клиент не повредил вас сильнее той ночью, когда нанёс вам удар прямо в нос? Очки бы разбились и осколки стекла вызвали бы порезы в районе носа. А у вас таких порезов нет.

Датчанин занервничал.

— Той ночью я потерял очки до того, как он ударил меня. Это запасные.

— Где вы их потеряли? В парке?

Датчанин заметно заволновался.

— Нет, точно не в парке.

— Вы левша? — спросил Иаков, и его вопросы уже действовали на зрителей и присяжных как непростая загадка, которую предстояло в конце концов эффектно разгадать.

— Да, — сказал датчанин.

В этот момент Иаков достал из кармана очки «а-ля Джон Леннон» и показал их ему:

— Это те очки, которые вы потеряли той ночью?

Он посмотрел на них и сделал вид, что удивлён, как будто ему хотят что-то подбросить.

— Нет, — сказал он ровно.

— Посмотрите ещё раз, пожалуйста. Их правая дужка ниже левой. Специалистам известно, что левши снимают очки правой рукой, поэтому правая дужка у левшей деформируется и расшатывается сильнее левой. Посмотрите внимательно: это ваши очки? Я также могу попросить провести экспертизу отпечатков, если вы продолжите утверждать, что они не ваши.

Датчанин молчал. Иаков перешёл в нападение:

— А какой рукой вы обычно расстёгиваете ширинку? И пытались ли вы расстегнуть её той ночью?

Красное алкоголическое лицо датчанина заметно побледнело при этом вопросе. Олигарх с широко раскрытыми глазами подавал сигнал судье остановить процесс. Судья, сам удивлённый вопросами Иакова, взял себя в руки и резко сказал:

— Господин защитник! Перестаньте говорить не по теме и задавать странные вопросы. Объявляю перерыв на 15 минут. Вы и господин прокурор, пройдите в мой кабинет!

Я вопросительно посмотрел на отца Иакова, а он подмигнул мне, совсем не как монах, придерживающийся монашеского устава, а, скорее, как искусный юрист, и вышел. Публика зашумела, люди были в смятении, всех удивило решение судьи приостановить процесс на самом загадочном месте защиты отца Иакова, когда казалось, что он, как библейский пророк, откроет тайну тайн. Его откровение осталось незавершённым, прерванным грубыми ударами молотка по столу. В этом стуке судьи было нечто от нервного шеф-повара, отбивающего стейки, которые у него выходят не так, как он задумал.

* * *

Понятно, что я, как подсудимый, не имел доступа на это таинственное заседание за закрытыми дверями, в кабинете главного судьи. Позже, когда отец Иаков рассказал мне о том, что произошло, я понял, что я и его заставил участвовать в сценарии лукавого, с этим его бесчестным шрифтом, и поэтому то, что рассказывалось, я воспринимал, как будто голос Иакова использовал именно этот шрифт. Он был среди людей, у которых вместо голосовых связок был только этот голосовой почерк, и никакой другой:

ИНТ. КАБИНЕТ СУДЬИ, ДЕНЬ

ДВЕРЬ ОТКРЫВАЕТСЯ, И В КАБИНЕТ ВЛЕТАЮТ РАЗЪЯРЁННЫЕ, КАК ФУРИИ, СУДЬЯ, МЭР, ОЛИГАРХ И ПРОКУРОР.

РАССАЖИВАЮТСЯ: СУДЬЯ ЗА СВОИМ СТОЛОМ, ОСТАЛЬНЫЕ ТРОЕ В ТРЁХ КРЕСЛАХ. ОСТАЕТСЯ СТУЛ ДЛЯ ОТЦА ИАКОВА, КОТОРЫЙ ЕЩЁ НЕ ПРИШЁЛ.

ВСЕ ВОЗБУЖДЕНЫ, А ОЛИГАРХ ПОТЕЕТ, КАК БУДТО ОН В ПРЕДЫНФАРКТНОМ СОСТОЯНИИ.

олигарх

Идиоты! Ни на что не годитесь! Кончится тем, что вы осудите иностранцев!

мэр

И после этого кукиш нам, а не инвестиции!

прокурор

(СУДЬЕ)

Откуда у него эти очки?!

СУДЬЯ ПОЖИМАЕТ ПЛЕЧАМИ.

В ЭТОТ МОМЕНТ ВХОДИТ ИАКОВ. САДИТСЯ НА СТУЛ. ВСЕ МОЛЧАТ.

олигарх

Откуда вы знаете то, чего не знает даже полиция, отче?!

иаков

В церкви существует таинство исповеди.

олигарх

Мы возместили девушке ущерб! Она обещала молчать!

иаков

Так она и молчит. Она не сообщила в полицию, а сообщила Богу. Она регулярно исповедуется мне. Я её духовный отец.

мэр

А откуда у вас очки?

иаков

Датчанин был довольно груб. Очки упали в её сумку, когда он пытался силой заставить её лечь. Во время исповеди несовершеннолетняя спросила меня, должна ли она сообщить в полицию о попытке изнасилования. И подкупа, с помощью которого вы пытались заставить её замолчать. Я как духовный отец должен был ей ответить. И я не знаю, что сказать ей, пока не спрошу у суда…

олигарх

Вы негодяй до мозга костей, святой отец. Вы используете шантаж.

иаков

Это единственный язык, который понимает ваше общество.

судья

(ИАКОВУ)

Сейчас мы вернёмся в зал суда. Вы отзовёте свидетеля. Произнесёте краткую заключительную речь. И больше не будете ничего говорить.

иаков

А вы?

судья

Я договорюсь с присяжными.

олигарх

Мы можем быть уверены, что вы никогда не расскажете об этом, отче?

иаков

Вы только что исповедали и причастили общество передо мной, господин мэр. А для меня исповедь и причастие — священная тайна.

* * *

У задних ворот тюрьмы меня ждали Лела, Иаков, Филипп и — Люпчо. В зале суда я его не заметил: когда у человека никого нет в чужом городе, он даже не всматривается в лица людей, потому что ни на что не надеется.

— Вот кретин, даже шлагбаум как надо опустить не можешь! — закричал он и подбежал ко мне первым; обнял меня, как брат, и, сильный, как медведь гризли, поднял меня!

— Ты был в зале? — спросил я.

— Конечно, дурень. Я слежу за всем, я всё время на связи с Иаковом; мы подружились, он не такой уж