Читать книгу "Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917 - Юрий Фельштинский"

Пребывание в Германии оказалось, однако, недолгим. Правда, Парвус познакомил Льва с рядом виднейших германских социал-демократов, в том числе с Карлом Каутским. Благодаря рекомендации Парвуса Троцкий стал постоянным сотрудником центральной газеты социал-демократической партии Германии (СДПГ) Vorwärts («Вперёд») и партийного журнала Die Neue Zeit («Новое время»). Но отношения с Парвусом постепенно охлаждались. Троцкий становился все более зрелым и независимым политиком, что не очень устраивало Парвуса, человека авторитарного и властного. «Теплоты мюнхенских дней уже не было», — пишут биографы Парвуса[550].

Что же касается российских социал-демократов, находившихся как в эмиграции, так и на родине, то многие из них к Троцкому испытывали двойственное отношение. Они признавали его публицистический дар, но считали его неглубоким аналитиком, поверхностным журналистом и в то же время побаивались его острого пера. Представление об этом даёт письмо Потресова Мартову, написанное осенью 1907 г. в связи с подготовкой выпуска нового социал-демократического журнала[551]: «Не знаю, годится ли Троцкий для роли иностр[анного] корреспондента. Конечно, воспользоваться им не мешало бы, но нам нужны люди прежде всего со знанием фактических сторон европ[ейской] жизни, которые умели бы знакомить нас с этими фактами, не потеряли бы почву под ногами. А Троцкий и Луначарский — это всё-таки более или менее занятное hors-d'oeuvre[552], которое можно напечатать время от времени, но которым нельзя поручить роль информаторов…[553] А Троцкого оставим на закуску»[554].

В то же время Мартов чуть ли не жаловался Потресову: «Троцкий и другие в Neue Zeit безобразно нас задевают». А в связи с тем, что его «обругали» в ряде изданий за статью с критикой Каутского, Мартов скорбно добавлял: «Но мне предстоит, кажется, ещё быть обруганным Троцким, если судить по беседе с ним во время его пребывания в Париже»[555].

Троцкий устанавливал связи не только с социал-демократами, но и с другими российскими эмигрантскими течениями. Он контактировал с русской Тургеневской библиотекой-читальней в Париже, основанной ещё в 1875 г. И.С. Тургеневым при содействии певицы Полины Виардо и известного деятеля освободительного движения Г.А. Лопатина, и стал её постоянным подписчиком[556].

В октябре 1907 г. Троцкий переселился в столицу Австро-Венгрии Вену, которая своим свободным духом, культурным и научным новаторством, характером социалистического движения была значительно ближе его ментальности, нежели тяжеловесный, холодный и чопорный Берлин, где он не мог надолго остановиться и «по полицейским причинам». Дело в том, что полицейские власти в силу обычной своей бюрократической рутины несколько затормозили выдачу Троцкому права на жительство в германской столице и он предпочёл оттуда уехать по своей воле.

Австрийская политическая жизнь по сравнению с немецкой была провинциальна и напоминала Троцкому «возню белки в колесе»[557]. Однако именно с руководящими австрийскими социалистами — Виктором Адлером, Рудольфом Гильфердингом[558], Отто Бауэром, Максом Адлером, Карлом Реннером[559] у Троцкого установились тёплые отношения.

Троцкие могли теперь позволить себе иметь няню. Сын Лёва первоначально оставался в Петербурге у родных, но в октябре 1907 г. Наталья поехала в российскую столицу и возвратилась в Австрию уже с ребёнком. Воссоединившаяся семья поселилась в пригороде Вены Хюттельдорфе. Снятая квартира не была особенно дорогой, но по тогдашним австрийским стандартам считалась удобной и, главное, находилась в зелёном спокойном районе, в предгорьях Австрийских Альп. До горных склонов можно было добраться на местном транспорте, чем Лев и Наталья пользовались, стремясь не отказываться от обыденных радостей жизни. Здесь в 1908 г. родился второй сын — Сергей. Оба сына были крещены в Вене по лютеранскому обряду.

Троцкий объяснял это тем, что по австрийскому законодательству дети до 14 лет должны были в школе посещать уроки по религии своих родителей. Открытая демонстрация атеизма могла повредить детям. Иудейство сочтено было чрезмерно суровой и требовательной религией. Родители, считавшие любую церковь и любую религию обузой, пришли к выводу, что лютеранство — самая необременительная вера. Любопытно, что старшему сыну понравились обряды лютеранства. Однажды поздно вечером родители неожиданно услышали, что ребёнок бормотал что-то во сне. Оказалось, ему приснилось, что он читал молитву, которую услышал в школе. На следующий день он сказал отцу: «Знаешь, молитвы бывают очень хорошенькие, как стихи»[560].